Георг Тракль - Откровение и закат. Избранные стихи в переводах Владислава Цылёва

О как среди плевел неслышно пожар затухает, каменеет деревня в долине чернеющая
Словно с Голгофской горы голубой распятие пало,
И земля онемев исторгла своих мертвецов.

Месяц – как если б видение Мёртвое
Вышло из синей пещеры,
И лепестков осыпается море
На скалистые тропы.
Серебристо рыдает Болезное
Над прудом вечереющим,
В черной лодке Влюблённые
Через смерть переправились.

А порою ступание Элиса
В роще звенит
Гиацинтовой
Вновь и вновь отдаваясь эхом в дубраве.
О эта призрачность Отрока
Хрустальной слезой сотворённая,
Тенью ночной.
Озаряют зигзаги молний
Виски его вечно прохладные,
Когда над холмом зеленеющим
Грохочут весенние грозы.

Как же тих этот лес полный зелени
Края родного,
Хрустальна волна
У развалин стены умирающая
И во сне мы слёзно излились;
Робкой поступью странствуют
Минуя терновые изгороди
В летний вечер Поющие
В покое святом
Виноградников дальних лучисто сияющих;
Тени отныне в холодной утробе
Ночной, орлы что скорбят.
Лунный луч заживляет так нежно
Пурпурные язвы тоски.

О вы громады городов
Из камня воздвигнутые
На равнинах!
Внимает онемев
Отверженный
Помутившимся челом
Ветрам, деревьям обнажённым на холме.
Вы реки всюду меркнущие!
Наводит жуткий страх
Заката зарево зловещее
В тучах шторма.
Вы к гибели идущие народы!
Бледная волна
Что разбивается о берег ночи,
Низвергнутые звёзды.

Когда Орфей серебрено перебирает струны,
В саду вечернем оплакивая Мертвенное,
Кто ты Отдохновенное под высотой дерев?
Плач расшевеливает трепетом камыш осенний,
Пруд голубой,
Под зеленеющими кронами предсмертно затихая
И следует за призраком сестры;
Темна любовь
Что одичалый род терзает,
День от него уносится на колеснице золотой.
Затишие ночное.

Во мраке ельника
Кровь свою смешали два волка,
Окаменев в объятьях; Нечто Золотое
Рассеянное облачко исчезло над мостком,
Терпенье и безмолвие из детства.
Вновь нежный труп является навстречу
У заводи тритоновой
В своих власах из гиацинта дремлющий.
Чело его холодное да размозжится, наконец!

Ибо извечно голубая Лань внимает —
Виденье Зрящее под меркнущими кронами —
Этим тропинкам в полутьме
Сон разомкнув взволнованно от благозвучья ночи,
Безумья нежного;
Или порою переборы струн звенят
Исполненные сумрачного восхищенья
У стоп холодных кающейся грешницы
В том граде, что окаменел.

Вдоль осенних оград бродят тени выискивая
Звенящее злато на всхолмье
Закатные тучи пасущиеся
В тишине под платанами высохшими.
Это время омрачённые слёзы глотает,
Муки ада, когда переполнено сердце Сновидца
Пурпуром вечернего зарева,
Печалью града дымящегося;
За покойно Идущим золотая прохлада струится,
За Чужестранником – от самого кладбища —
Как если б следом в тени за ним труп истончённый ступал.

Трепетно стены из камня звенят;
Сад для сирот, пристанище мрачной лечебницы,
Алый в проливе корабль.
В грёзах люди встают истлевающие
И во мрак погружаются
А из чернеющих врат проступают
Ангелы с ликами хладными;
Голубизна, похоронный плач матерей.
Пронзая их долгие волосы катится
Колесо огнедышащее, круглый день
Скорбь земли бесконечная.

Попусту в кельях прохладных
Утварь ветшает, в синеву костяными ручонками
Ощупью тянется к сказке
Детство отверженное,
Крыса отъевшаяся дверь прогрызает и ларь,
Сердце
В тишине снеговой цепенеет.
Эхом во мраке прогнившем разносятся
Проклятья пурпурные голода,
Мечи почерневшие лжи,
Словно врата из железа со скрежетом где-то захлопнулись.

Духу предай своё пламя, отчаянье жгучее;
Воздыхая голова подымается к полночи,
На всхолмье весны зеленеющей; где кровью когда-то
Изошел кроткий Агнец, что скорбь претерпел
Глубочайшую; но следует Тёмный за призраком
Зла, или же влажные крылья он расправляет
К золотому нимбу солнечному и содрогается
От колокольного звона грудь его болью истерзанная,
Упование дикое; мрак низвержения пламенного.

* Люцифер, «Несущий Свет», является фигурой особенно важной в творчестве Тракля.

Убелённый первостоятель истины,
В хрустальный голос которого вдунул своё ледяное дыхание Бог,
Маг во гневе,
Чья голубая кираса звенит под пылающей ризой воителя.

Плач на ветру ослепленный, лунные зимние дни,
Детство, робкий шаг замирает у чернеющей изгороди,
Звон протяжный к вечерне.
Поседевшая ночь неслышно приходит и медленно

Превращает боль и мучения каменной жизни
В пурпурные грёзы,
Чтобы снова и снова терновое жало пронзало гниющую плоть.

В полудреме душа растревоженная вздох из глуби своей испускает,

Тяжко ветер в древесных разломах гудит,
И плывёт видение скорбное матери
Колыхаясь от плача по лесу пустынному

Онемелой печали; ночь за ночью
Потоки из слёз, воспламенения ангельского.
Разбиваются детские мощи о голую стену: в серебряный прах.

* Фён – тёплый сухой ветер, часто дующий в северных долинах Альп.

Память: чайка, парящая выше небес омраченных
Той тоски что исполнена Мужественного.
Тихо под сенью осеннего ясеня ты обитаешь,
В холм погребенный измерения праведного;

Снова нисходишь по водам реки зеленеющей,
Как заслышится вечер,
Пение любящее; тёмная лань здесь навстречу ступает доверчивая,
Человек в сиянии розовом. Голубым напоенный предчувствием,
Челом ворошишь листву умирающую,
И матери лик воскрешается строгий;
О, как к потаенному в сумраке всё приникает;

Суровые кельи, убранство и утварь истлевшая
Древних.
Здесь до самых глубин сокрушается сердце Пришельца.
О, предначертания эти и звёзды.

Вина так безмерна Рожденного. О горе, этот озноб золотой, содрогания
Смерти,
Когда в грезах тоскует душа о свежайшем рассвете.

Неумолчно в ветвях сиротливых плачет птица ночная
Над поступью Лунного,
У самой околицы ветер поет ледяной.