Костя Ровинский - Маленький блог о большой #парадигме

Или взять, к примеру, входящую в моду объектно-ориентированную онтологию. Это вообще смешно: люди рассуждают о возможности создания общества вещей, о наделении предметов гражданскими правами, об онтологическом уравнивании человека с животными, растениями и объектами. Это годится разве что в качестве ментальной эквилибристики для высоколобых интеллектуалов, коим низость поп-культуры общества потребления попросту не пособна с достаточной интенсивностью щекотать нервы. О каком переформатировании матрицы они могут говорить, если заведомо опускают в своем дискурсе самый нерв понятия общества – властные отношения господина и раба? Все это не более чем имитация движения в постмодерн без малейшей заявки на какую-либо практическую имплементацию «оригинальных» постсоциологических идей.

Видимо, французские классики философии постмодерна (Делез, Гваттари, Фуко, Бодрийяр и др.) только и остаются на сегодня актуальными мыслителями эпохи парадигмального перехода. Они, по крайней мере, смогли в свое время предложить революционные постмодернистские концепты (та же делезовская ризома), от которых и танцуют сегодняшние имитаторы.

В этой связи мы и предлагаем рассматривать традиционалистский клуб – Роялов – как силу, способную оседлать дискурс постмодерна для достижения властной гегемонии в обозримом будущем. По нашему мнению, качественные характеристики элементов, составляющих этот социально-политический конгломерат, принципиально позволяют Роялам завершить эпоху модерна в процессе своего противостояния с либералами. Действовать они могут в том же ключе, как и все прочие возможные постмодернистские силы – апофатически отрицать элементы текущей модернистской парадигмы.

Но при этом Роялы способны на практике вводить новые элементы собственной повестки. Еще одним козырем в их руках оказывается глубокое понимание собственной истории и мощная рефлексия по поводу парадигмы премодерна. Постмодернистский дискурс в целом постоянно заигрывает с премодерном, как с пусть и ушедшей, но все-таки альтернативой модерну. А значит традиционалисты, онтологически укорененные в премодерне, способны поставить такое заигрывание на практические рельсы.

Итак, по замыслу Роялов монархия и церковь в новом обличии должны вернуться на руководящие позиции, чтобы сменить нынешнего рулевого цивилизации – либералов.

Для того чтобы это в принципе могло случиться, необходимо ненавязчиво переформатировать основные цивилизационные ценности. То, что нынче принимается обществом за норму, нуждается в фундаментальной реинтерпретации. Недаром словосочетание «новая нормальность» находится сейчас на взлете своей семантической карьеры. Матрицу нужно перезагрузить, но при этом постараться не прервать процесс эксплуатации стада излишними социальными потрясениями. Мало кто подходит для системной реализации такой задачи лучше, чем Римский Клуб.

Здесь вновь необходимо сделать краткое пояснительное отступление. Само название традиционалистов говорит о некоей традиции, которой они следуют. Понятное дело, что речь не идет о традиции либеральных институций нового времени. Нобли и клерикалы хотели бы аннулировать результаты революционных изменений, произошедших в обществе в эпоху модерна. Парадоксально, но именно церковь выступала если не непосредственным застрельщиком социальных революций, то одним из предлагавшихся конечных бенефициаров. Этот достаточно неочевидный с исторической точки зрения момент требует отдельного пояснения, к которому мы еще вернемся. В данный момент следует иметь в виду желание Роялов отменить именно результаты, которые явно не совпали с проектными ожиданиями.

Традиционалисты ищут возможность вернуть власть тем, кто ее лишился в результате научно-технической и социальных революций. Нынешние Роялы продолжают блюсти метафизические и монархические ценности премодерна, против которых и выступил в свое время модерн. Он явился на смену традиционному обществу, организовав противостояние между третьим сословием (буржуа, люди свободных профессий, деклассанты, пролетариат) и традиционной элитой (дворянство и церковь). Третье сословие победило, обеспечив властной гегемонией сначала буржуазию в эпоху раннего капитализма, а затем и деклассированный элемент в период торжества либеральной «баблономики».

Поэтому нынешняя повестка Роялов парадоксальным образом совпадает с многими программными аспектами постмодерна. Роялы органически не переваривают либералов, и пусть их совместное участие в таких проектах, как Евросоюз, никого не вводит в заблуждение. В то же самое время традиционалисты ясно отдают себе отчет в том, что ни архаическое общество, ни парадигма премодерна не могут быть реанимированы в кондовых исторических форматах.

Большинство традиционалистов принадлежит мировой элите, организованной в закрытые ордена (масоны, Опус Деи, Мальтийский орден и т.п.), которые накопили внушительный корпус знаний о всех возможных технологиях смены власти. Революции нового времени оставили глубокий шрам в сознании любого представителя наследственной аристократии. Травматический опыт потери власти заставляет Роялов принимать грядущий реванш над либералами весьма близко к сердцу. Они точно знают, чего хотят. Однако только время покажет, знают ли они так же точно, каким образом добиться того, чего они хотят.

Удерживая в поле зрения данную характеристику традиционалистов, можно попробовать ответить на вопрос, что конкретно в докладе Римского Клуба свидетельствует о вовлеченности именно Роялов в конструирование нового, постлиберального порядка.

Прежде всего авторы доклада обрушивают шторм критики на либеральную модель экономики с ее гипертрофированным третичным сектором (услуги и финансовые спекуляции). Здесь следует напомнить, что буржуазия старой закалки (промышленная буржуазия) к третичному сектору не относится и не разделяет текущие либеральные тренды дематериализации бизнеса. Можно смело предположить, что старая индустриальная буржуазия «переобулась» примерно ко второй половине XX века и играет теперь вместе с Роялами против спекулятивного олигархата либералов.

Изобретать колесо в плане актуальности подобной критики нет необходимости: эта позиция сильна, ибо все и так очевидно. Только кретины и популисты могут отрицать дутость современной экономики. Нынешняя финансовая система выезжает в основном на деривативах. Даже если не разбираться в том, как именно работает «баблономика», где-то в подсознании присутствует чувство, что такие традиционалистские экономические константы, как золото и земля, апеллируют к ценностным императивам простых людей в гораздо большей степени, нежели любая из «ценных бумаг».