Леонид Карасев - Гоголь в тексте

В «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Гоголь такого рода задачу перед собой еще не ставил, однако настойчивое соединение тем еды и сочинительства, рассказывания, в котором претензия на «кормление»-«окормление» уже присутствует, указывает на то, что истоки подобного отношения Гоголя к собственному слову берут начало уже в первой его книжке.

Попробуем описать гоголевский сюжет таким образом, чтобы на первое место вышла композиционная схема, то есть последовательность и общий характер событий. Тогда можно будет понять, как сюжет устроен и как часто Гоголь им пользуется.

Два пожилых персонажа называют друг друга по имени и отчеству, живут в мире и согласии много лет, оказывая друг другу различные знаки внимания. Так продолжается до тех пор, пока случается происшествие, причиной которому оказывается упоминание о некоем животном. Нежелание одного из персонажей слышать о нем положения не исправляет. Прежняя мирная жизнь рушится окончательно; катастрофа полная. В финале автор, спустя многие годы, вновь посещает те же самые места, где происходила описанная история, и с грустью вспоминает о былом.

При подобном типе описания гоголевской истории на роль оригинала более всего просится «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Оба персонажа действительно жили бок о бок, называли друг друга по имени и отчеству («Иван Иванович» и «Иван Никифорович»), прекрасно друг к другу относились, то есть жили душа в душу до тех пор, пока не появилось упоминание о животном , сломавшее их отношения. Сказанное Иваном Никифоровичем слово «гусак» испортило все самым решительным образом, и, хотя Иван Иванович был возмущен этим словом, оно упоминалось несколько раз, что и привело жизнь соседей к полной катастрофе.

В финале появляется автор и с грустью вспоминает о прежних добрых временах.

Однако кто-то может сказать, что при вышеизложенном раскладе ему на ум приходит не история поссорившихся соседей, а повесть «Старосветские помещики», и будет прав, поскольку там в принципе задействована та же сюжетная схема. Два пожилых персонажа многие годы жили душа в душу, называли друг друга по имени и отчеству: «Афанасий Иванович» и «Пульхерия Ивановна». Жили до тех пор, пока в их мирной жизни не появилось животное , сломавшее ее решительно и навсегда. В «Старосветских помещиках» это кошка. Афанасий Иванович просит не говорить об этом животном, не упоминать его имени, однако Пульхерия Ивановна про кошечку не однажды вспоминает, и в итоге все приходит окончательное расстройство.

В финале также появляется автор и с грустью вспоминает о прежних добрых временах.

Сюжеты «Ревизора» и «Мертвых душ». Некий господин – не богатый, но желающий стать таковым – приезжает в губернский город, в котором его принимают за кого-то другого. В одном случае – за ревизора, в другом (не без помощи самого господина) за херсонского помещика, покупающего души на вывод. Деньги (в одном случае в виде взяток, в другом – в виде «мертвых душ») текут к обоим персонажам рекой. Появляется и тема возможного брака, но в обоих случаях дело ничем не заканчивается. В итоге, опасаясь последствий, и тот и другой бегут из города. Сходство обоих гоголевских сочинений было подмечено уже давно. Например, в «Мастерстве Гоголя» у А. Белого читаем: «Знаю: сюжет «Ревизора» и сюжет «Мертвых душ» имеют много общего…» [120].

Сходство повестей «Вий» и «Майская ночь, или утопленница» – также на виду. Я не стал бы об этом говорить, если бы речь шла только о совпадениях в деталях. Однако в нашем случае важно то, что оба сочинения находят свое место в рамках упомянутого двойного использования сюжетной схемы. И хотя речь идет не обо всем сюжете, а о некоторых его частях, эти части в общей организации сюжета по-настоящему важны и значимы.

Эпизоду из «Вия», где Хома встречается с ведьмой, в «Майской ночи» соответствует место, где ведьма, превратившись в кошку, ночью подкрадывается к панночке. «В испуге вскочила она на лавку, кошка за нею. Перепрыгнула на лежанку: кошка и туда и вдруг бросилась к ней на шею и душит ее. С криком оторвавши от себя, кинула на пол; опять крадется страшная кошка».

В «Вие» – та же диспозиция. Ночь. Хома один в хлеву. Вдруг появляется старуха и идет к нему «с распростертыми руками». Философ отодвинулся в сторону, но старуха снова идет к нему: она «раздвигала руки и ловила его, не говоря ни слова»; и затем еще раз: «старуха не говорила ни слова и хватала его руками». В обоих случаях, как видим, события происходят в одной и той же обстановке и по одной и той же схеме: в полной тишине, не издавая ни звука, ведьма вновь и вновь пытается схватить свою жертву.

Есть общее и в других деталях. В «Майской ночи» сказано, что ведьма так « страшно взглянула [121] на свою падчерицу, что та вскрикнула». В «Вие» Хома, глядя на ведьму, не вскрикивает, однако ж ему «сделалось страшно , особливо, когда он заметил, что глаза ее сверкнули каким-то необыкновенным блеском ». В «Майской ночи» ведьмин блеск передан кошке («шерсть на ней горит »). Это можно назвать своего рода «свободным» распределением признаков: главное, чтобы в соответствующей ситуации признак был указан, а к чему именно он прикрепится, не столь важно. В «Майской ночи» панночка, убегая от ведьмы, «перепрыгнула на лежанку », в «Вие» Хома, спасаясь от ведьмы, «отодвинулся немного подальше», то есть отодвинулся от того места, где лежал .

В «Майской ночи» черной была ведьма-кошка. В «Вие» – черным был призванный ведьмой «Вий». У ведьмы-кошки были « железные когти», у «Вия» – « железный палец» (палец – это уже почти «коготь»). Кошка, ступая, стучала когтями по полу; когда по полу шел Вий, были слышны его « тяжелые шаги», то есть в обоих случаях в тишине было слышно, как движется агрессор.

Собственно, в «Вие» кошка тоже упомянута, и именно в интересующем нас эпизоде: ведьма « вскочила с быстротою кошки к нему на спину ». В «Майской ночи…»: кошка « бросилась » к панночке на шею ».

В обоих случаях после нападения ведьмы персонажи испытывают особый страх. «Философу сделалось особливо страшно»; «Тоска на нее напала». Сходен рисунок и дальнейших действий с той разницей, что панночка одолевает ведьму сразу, взяв в руки отцовскую саблю. Хома же, сначала поддавшись ведьме, побеждает ее позже. Панночка била ведьму саблей, Хома – поленом. В обоих случая происходит последующее превращение ведьмы; кошка обернулась сотниковой женой, старуха – красавицей-панночкой. В итоге погибают оба персонажа с той разницей, что Хому губит ведьма мертвая, а панночку – живая.