Иэн Стюарт - Значимые фигуры. Жизнь и открытия великих математиков

В 1679 г. Гук написал личное письмо Ньютону [15] Alexandre Koyré. An unpublished letter of Robert Hooke to Isaac Newton, Isis 43 (1952) 312–337. , предложив в нем закон обратно-квадратичной зависимости для гравитации в этом смысле. Он был немало оскорблен, когда в точности такой закон появился на страницах «Начал», несмотря на то что Ньютон признал его авторство, наряду с Галлеем и Кристофером Реном. Можно посочувствовать Гуку, поскольку, несмотря ни на что, львиную долю славы получил, безусловно, сам Ньютон. Отчасти это произошло потому, что Ньютоновы «Начала» приобрели огромную популярность и влияние, но есть и другая причина. Ньютон не просто предложил такой закон. Он вывел его из законов Кеплера, подведя таким образом прочную научную базу. Гук был согласен, что только Ньютон произвел «демонстрацию кривых, при этом образующихся», то есть показал, что замкнутые орбиты являются эллиптическими. (Обратно-квадратичная зависимость допускает также параболические и гиперболические орбиты, но они не являются замкнутыми кривыми, и движение по ним не повторяется периодически.)

Сегодня мы склонны видеть в Ньютоне первого великого рационального мыслителя. Мы отмахиваемся от его сильной веры в Бога и активных занятий библеистикой, мы упрямо игнорируем обширные алхимические исследования ученого и довольно загадочные попытки перевести вещество из одной формы в другую. Большая часть трудов по алхимии была, вероятно, утрачена при пожаре в лаборатории, в результате которого 20 лет исследований вылетели в трубу. Причиной пожара, судя по всему, была его собака: говорят, что Ньютон ругал животное, приговаривая: «Ох Даймонд, Даймонд, не понимаешь ты, что натворил».

Как бы то ни было, при пожаре уцелело и до нас дошло достаточно бумаг, чтобы понять: Ньютон занимался поисками философского камня, который, по убеждению алхимиков, должен превращать свинец в золото. А также, возможно, эликсира жизни, который будто бы представляет собой ключ к бессмертию. Вот только один заголовок: «Николя Фламмель, его объяснение иероглифических фигур, помещенных им на арке кладбища Невинных в Париже. Вместе с тайной книгой Артефия и письмом Джона Понтана, включающими как теорию, так и практику Философского камня». И отрывок из этой книги:

Дух этой земли есть ж лтогонь в к трПонтан переваривает свои каловые массы, кровь младенцев в к трж лт купаются, нечистый зеленый Лев к тр, говорит Рипли, есть ж лтсредство соединить ж лтрастворы варево к трМедея вылила на ж лтдве змеи, Венера посредством молитвы к тр вульгарно и семи орлов, говорит Филалет, должны быть настояны.

Символы здесь имеют следующее значение: Для современного глаза все написанное выглядит мистической чепухой. Но Ньютон торил новые пути и понятия не имел, куда они могут привести. Данный конкретный путь оказался тупиковым. В заметках к лекции, которую он так и не прочел [16] Королевское общество планировало отметить 300-летнюю годовщину рождения Исаака Ньютона в 1942 г., но вмешалась Вторая мировая война, и празднование было отложено до 1946 г. Кейнс подготовил лекцию «Ньютон, человек», но умер незадолго до того, как событие состоялось. За него эту лекцию прочел его брат Джеффри. – Прим. авт. , экономист Джон Мэйнард Кейнс называет Ньютона «последним волшебником… последним чудо-ребенком, которому Волхвы могли бы принести искренние и уместные дары». Сегодня мы по большей части не обращаем на мистические интересы и занятия Ньютона никакого внимания и помним его только за научные и математические достижения. Но тем самым мы упускаем из виду многое из того, что двигало этим замечательным разумом. До Ньютона человеческие представления о природе были тесно переплетены со сверхъестественным. После Ньютона мы, уже осознанно, пришли к признанию того факта, что Вселенной управляют глубокие закономерности, которые можно выразить средствами математики. Ньютон и сам был переходной фигурой: одной ногой он стоял в одном мире, другой – в ином; он вел человечество от мистицизма к рациональности.

Сегодня Леонарда Эйлера можно, вероятно, считать самым значительным математиком, практически неизвестным широкой публике. Но при жизни его репутация была столь высока, что в 1760 г., во время Семилетней войны, когда русские войска разрушили ферму Эйлера в Шарлоттенбурге, генерал Иван Салтыков немедленно возместил ему ущерб. Российская императрица Елизавета добавила к этому еще 4000 рублей – громадную сумму по тем временам. И это был еще не конец истории. Эйлер был членом Санкт-Петербургской академии наук с 1726 г. и до тех пор, пока в 1741 г. он, обеспокоенный ухудшением политического состояния России, не уехал в Берлин. В 1766 г. он вернулся, выговорив жалование в 3000 рублей в год для себя, щедрую пенсию для своей супруги и обещание прибыльных должностей в будущем для сыновей.

Однако жизнь его ни в коем случае не была усыпана розами. В 1738 г. Эйлер ослеп на правый глаз и после этого всю жизнь страдал плохим зрением; позже на левом глазу у него развилась катаракта, и он почти полностью потерял зрение. Однако он был счастливым обладателем поразительной памяти; он мог продекламировать на память целиком поэму Вергилия «Энеида», в которой при желании для любой страницы называл первую и последнюю строки. Однажды, не в силах заснуть, Эйлер решил, что традиционный способ – считать овец – слишком тривиален, и коротал время за вычислением шестых степеней всех чисел до 100. Несколькими днями позже он все еще помнил их все. Его сыновья Иоганн и Кристоф часто выступали для отца в роли писцов; то же делали члены Академии Вольфганг Краффт и Андерс Лекселл. Помогал в этом также муж одной из внучек Эйлера Николай Фусс, который в 1776 г. стал его официальным помощником. Все эти люди имели хорошую математическую подготовку, и Эйлер обсуждал с ними свои идеи. Такая организация работы оказалась столь успешной, что и без того чудесная плодовитость Эйлера значительно повысилась после того, как он потерял зрение.

Буквально ничто не могло помешать работе Эйлера. В 1740-е гг. в Берлинской академии он брал на себя громадное количество административных дел, заведовал ботаническими садами и обсерваторией, нанимал работников, управлял финансами и разбирался с публикациями карт и календарей. Он выступал в роли консультанта при короле Пруссии Фридрихе Великом по вопросу усовершенствования канала Финлоу и гидравлической системы в королевском летнем дворце Сан-Суси. Королю работа Эйлера не понравилась. «Я хотел иметь большой фонтан в своем саду: Эйлер рассчитал силу колес, необходимых для подъема воды в резервуар, из которого она спускалась бы обратно по каналам и вырывалась в конечном итоге струей в Сан-Суси. Моя ветряная мельница была построена по всем правилам геометрии и не смогла поднять хотя бы глоток воды ближе чем на пятьдесят метров к резервуару. Суета сует! Суета геометрии!» [17] Richard Aldington. Frederick II of Prussia, Letters of Voltaire and Frederick the Great, Letter H7434, 25 January 1778, Brentano’s 1927.