Джонатан Эйг - Рождение таблетки. Как четверо энтузиастов переоткрыли секс и совершили революцию

В тысяча девятьсот шестьдесят третьем году Джон Рок опубликовал книгу «Настало время», которую они с издателем описали как «попытку разрешить непрекращающиеся религиозные споры по поводу контроля рождаемости». Все больше католичек, не слушая папу, начинали принимать таблетки, и Рок верил, что церковь может одуматься и дать свое благословение. Яростные дебаты шли повсюду – от местных американских приходов до высших уровней Ватикана, от коктейльных вечеринок до теленовостей. Рок сделался самым известным лицом движения за реформы, и в начале шестидесятых казалось, что его взгляды могут одержать победу.

Вскоре после выхода его книги высшие иерархи католической церкви пригласили председателя Научно-исследовательского комитета «Планирования семьи» встретиться с ними в Ватикане. В кампусе Университета Нотр-Дам прошел еще один саммит, посвященный контролю рождаемости. В тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году папа Павел VI попросил комиссию священнослужителей пересмотреть позицию Ватикана по предохранению. По просочившимся в журнал «Нешнл Католик Реджистер» протоколам заседаний было видно, что аргументы Рока набирают популярность среди членов комиссии, и большинство из них готовы были оставить выбор женщинам. Но папа, не убежденный ими, тянул время, и, пока он тянул, теологи указывали на дыры в аргументах Рока. Таблетка – не улучшение календарного метода, говорили они. Календарный метод подразумевает воздержание в те периоды, когда зачатие возможно, а таблетка просто убирает эти периоды. Большая разница.

Наконец, в шестьдесят восьмом году папа Павел VI выпустил энциклику Humanae Vitae [50] Полное название Humanae vitae tradendae munus gravissimum… – «Важнейший дар передачи человеческой жизни…» (лат.). , в которой ясно обозначил, что все искусственные способы предохранения противоречат учениям церкви. Папа потрудился над формулировками, понимая, без сомнения, что он рискует разойтись во мнениях с тысячами католичек, которые уже все для себя решили иначе. Он напирал на объединяющие качества супружества, называя оное «мудрым установлением Творца для воплощения в человечестве Своего замысла любви». Что до секса, писал папа, то он должен быть «всеохватен» – «особой формой личной дружбы, в которой муж и жена делятся друг с другом всем… с верой и верностью». Но, перебрав все пряники, он перешел к кнуту, говоря, что каждый акт соития должен «оставаться открыт для передачи жизни». Что означало: церковь не дозволит никаких действий до или после секса, нацеленных на предотвращение зачатия. Любое соитие, «намеренно лишенное плодов», писал он, «внутренне нечестиво».

Если разрешить секс для удовольствия, объяснял Павел VI, моральные стандарты неизбежно рухнут. Мужья потеряют уважение к женам. Жены потеряют уважение к мужьям. Начнет процветать неверность. Основы брачного союза ослабнут, возможно, катастрофично. Точно так же, говорил папа, если предохранение сделается признанным инструментом контроля размеров семьи, деспотические правительства могут этим воспользоваться, чтобы заставить людей воздерживаться от деторождения.

Декларация папы стала новой точкой отсчета: кто-то говорил, что церковь упустила возможность адаптироваться к современной этике, другие – что она выступила в защиту важных моральных и религиозных ценностей. Рок получил некоторую поддержку, когда сотни американских теологов выпустили заявление, в котором утверждали, что это конкретное решение папы не есть непогрешимое суждение и католики вправе с ним не соглашаться.

В тысяча девятьсот семьдесят втором году Рок ушел в отставку, продал дом в Бостоне и обосновался на ферме в Нью-Гэмпшире, где купался в речке, посасывал мартини перед камином и слушал пластинки с маршами Джона Филипа Сузы. «Г. Д. Сёрл» до конца его дней платил ему двенадцать тысяч долларов в год в качестве неофициальной пенсии и благодарности за его роль в истории эновида. Он дожил до девяноста четырех, но так и не успел увидеть, как церковь поменяла позицию. Одно из величайших разочарований его почти безоблачной жизни.

«Мне часто приходит в голову, Боже, какой же я счастливый, – говорил он в одном из последних интервью перед смертью в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году. – У меня есть все, чего я хочу. Я каждые двадцать минут принимаю дозу хладнокровия. И ничто меня не может обеспокоить».

Со времен своей поездки в Японию в пятьдесят пятом году, если не раньше, Пинкус себя плохо чувствовал. Он страдал от расстройства желудка. На фотографиях начала шестидесятых он бледен и измотан, мешки под глазами тяжелее обычного. В августе тысяча девятьсот шестьдесят третьего года его личный врач провел несколько исследований, показавших, что селезенка у Пинкуса увеличилась так, что заполнила собой всю левую верхнюю часть брюшной полости. Имелась гипертрофия простаты, лейкоцитоз, зашкаливающий тромбоцитоз. Врач счел, что это, скорее всего, рак костного мозга.

Пинкус не сознался коллегам в своем диагнозе, но и они, и друзья заметили, что ему недостает его обычной энергии и улыбчивости. Поползли слухи, что он болеет, но Пинкус все отрицал.

«Я здоровее, чем когда-либо за многие годы», – сказал он одному из коллег в шестьдесят шестом году и продолжал работать.

Таблетка оказалась величайшим событием его жизни. Он не уставал повторять, что не смог бы ничего сделать без Мак-Кормик, Сэнгер, Рока, М. Ч. Чжана, Эдрис Райс-Рэй и многих других. После того, как таблетка получила одобрение FDA в Соединенных Штатах, после того, как взлетели продажи, после того, как Пинкус начал читать письма от женщин, для которых эновид был точно услышанная молитва, его интерес ушел из чисто научного поля, – Пинкус уверовал в Таблетку и стал ее проповедником.

Исполнительный секретарь клиники «Планирования семьи» в Сент-Поле, штат Миннесота, написал ему, что «недавно повстречал женщину, которая сообщила, что расцеловала ваш портрет (в нашей местной газете) – настолько она вам благодарна. Первый год за восемь лет брака она не беременна».

Некоторые женщины жаловались на набор веса, другие на тошноту. У многих увеличилась грудь – настолько, что продажи лифчиков размера «C» с шестидесятого по шестьдесят девятый год выросли наполовину. Феминистка Глория Стейнем перешла с диафрагм на таблетки и написала об этом в журнал «Эсквайр». «Для начала, – говорила Стейнем, – это более эстетично, чем медицинские приспособления, а поскольку таблетка химически предотвращает овуляцию, ее прием никак не приурочен по времени к половому акту».

Остаток своих дней Пинкус посвятил усовершенствованию таблетки и распространению ее по миру – особенно в Азии, куда он часто ездил. Возможно, его болезнь была с этим как-то связана. Он знал точно, что ничего и близко такого масштабного уже не сделает.