Рене Претр - Там, где бьется сердце. Записки детского кардиохирурга

Ткани прошиты очень тонкой нитью. Завязать и спустить узелки — движения легче трепетания крыльев бабочки. Соединяясь, ткани действительно прекратили подтекание, но стоило взять его под контроль, как прорвалось другое кровотечение, немного резче и сильнее. Тонкая, натянутая стенка аорты, которая стала еще тоньше из-за шва, оттягивающего внешний слой, не выдержала. Я закрыл прорыв пальцем. Новая нить. Палец убран, кровь брызжет толчками, игла быстро снует вокруг новой бреши. Натяжение нити. Стенка сжимается вокруг струйки крови, уменьшает ее и держит под контролем несколько секунд… пока не рвется снова. Я снова закрыл отверстие пальцем. На этот раз сила кровотечения уже тревожная. Оно сильнее, чем прежде, его нельзя просто тампонировать или закрыть, наложив шов. Нужно накрыть это слабое место заплаткой, как на велокамере. К несчастью, точка кровотечения находилась на дугообразной части аорты в труднодоступном месте. Только повторный переход на искусственное крово- обращение мог позволить сделать все как следует.

Аппарат включен, канюли снова вставлены, кровь снова отправилась в путь за пределами тела. Новое потрясение для новорожденного, весом меньше двух с половиной килограммов. Ужасное потрясение, убийственный грубый удар для такого маленького организма. Заплатка из перикарда пришита вокруг тонкой стенки, как будто мы с запасом накрыли ковриком дыру в полу. Наконец это место высушено. Мы снова выключили и убрали аппарат искусственного кровообращения. К несчастью, этот второй удар не прошел без последствий. Сердце уже не такое сильное, как прежде. Почки тоже пострадали: они перестали очищать кровь.

Малыша отправили в реанимацию в тяжелом состоянии. Общее восстановление все не наступало, почки так и не заработали. Через три дня началась пневмония. Несмотря на антибиотики, инфекция быстро распространилась. Артериальное давление стало нестабильным, поддерживать его становилось все сложнее. Образовался порочный круг. Печень начала сдавать, ребенок пожелтел. Состояние медленно, но неумолимо ухудшалось и наконец вышло из-под контроля. Вскоре мы уже не смогли даже поддерживать в норме кровяное давление, несмотря на весь наш медикаментозный арсенал.

С большим огорчением мы были вынуждены сообщить родителям малыша о нашем поражении через две недели после операции.

Был шум и некая доля ярости.

Здесь шум для них тоже раздался пронзительно. Тем более что наш диагноз омрачил огромную радость от рождения ребенка только на следующий день. Гора мечтаний и планов, выросшая за время беременности, которую считали нормальной, сначала повисла на волоске от прикосновения нашего стетоскопа, а затем обрушилась после хирургического вмешательства.

Что касается меня, во мне бурлила ярость. Я жестоко корил себя за спешку и за неверное решение так торопливо приняться за этот непокорный шов. В некоторой степени я чувствовал себя виноватым. Это тривиальное кровотечение в конце концов могло поддаться очередному тампонированию. До того рокового шва все шло наилучшим образом. Сердце, почки, легкие — все прекрасно работало. Мы выиграли бой за эту жизнь. Все говорило о легком пробуждении и долгосрочной коррекции. Хватило одного-единственного шва, чтобы нарушить равновесие той огромной системы, которую образуют органы. Хватило одного-единственного шва, чтобы началась катастрофа, чтобы ворвался этот оглушительный шум. Эти шум и ярость.

Этот не пожелавший поддаться шов — пламя, которое превращается в пожар, снежный ком, перерастающий в лавину, — изрядно помучил меня, затем мои терзания развеялись, возвращаясь лишь временами, когда приходили воспоминания. А еще я надеялся, что страдания и печаль родителей, хотя и были сильнее во много раз, также притупились со временем. Два года спустя они сообщили нам, что у них снова родился ребенок. Я хотел окончательно успокоиться, убедив себя, что в этой новости стоит видеть знак завершения траура.

И еще я помню, что тогда испытал благодарность к поколению хирургов девяностых годов, которые столько трудились, чтобы позволить нам проводить операции по коррекции сердца в любом возрасте, а не только «перед школой», как было раньше. Именно эти врачи повлияли на то, что аппараты искусственного кровообращения стали миниатюрными, чтобы не разжижать до предела кровь новорожденных, что размеры наших инструментов, а также ниток и игл уменьшились до их масштаба, что глаза наши стали видеть лучше с помощью специальных очков. Благодаря этим достижениям времена, когда мы кое-как чинили кровообращение, чтобы отложить коррекцию на несколько лет, ушли в историю. И это к лучшему! Ведь риски не уменьшались с этой отсрочкой, а главное, если уж судьбой предначертано, что ребенок обречен, потому что у него слишком серьезный врожденный порок, так пусть это случится в самом начале. Как можно раньше. Как того хотела бы Природа. Прежде чем его сущность и душа займут слишком большое место. Прежде чем личность, взгляд, улыбка, живость навсегда оставят след в сердцах родителей и будут постоянно возвращаться, вызывая этот шум. Прежде чем парализуют их слишком надолго.

Сила этой ярости может быть всепоглощающей.

Тогда ярость и шум, который лежит в ее основе, настолько сильны и безжалостны, что становятся разрушительными и не щадят уже никого.

Когда ребенок, для которого угроза не слишком серьезна, уже большой, занимавший все пространство семьи, погибает по нашей вине. Его уход разрушает все.

Эти двое совершили длинное путешествие, чтобы прооперировать девочку у нас. Им было очень сложно зачать ее, и она, пожалуй, могла остаться их единственным ребенком. Она была их светом в окошке. Ее патология была не слишком серьезной: артериальный проток, который обычно закрывается после рождения, на этот раз остался открытым. Он пропускал слишком много крови в легкие, что объясняло отставание девочки в росте и многочисленные пневмонии. Перевязка протока, достаточно простая процедура, окончательно решает проблему. Навсегда. И обеспечивает нормальную жизнь. Настоящий взмах волшебной палочки, так свойственный кардиохирургии!

Я поручил одному из моих молодых заведующих клиникой выполнить перевязку, а сам вызвался ассистировать ему. Все должно было пройти без проблем.

В ночь накануне операции меня разбудили, едва я успел заснуть: юноша врезался на машине в стену, лобовое столкновение, и у него произошел разрыв аорты. Когда аорта, автострада кровообращения, испытывает резкое падение скорости, она может разорваться в уязвимом месте совсем рядом с позвоночником. Такие разрывы часто приводят к мгновенной смерти, поскольку за несколько минут пострадавший теряет всю кровь. Иногда чудом что-то держится благодаря хрупким соседним тканям… пока они вторично не разрываются от приступа кашля или просто от резкого движения грудной клетки. Высочайшая степень срочности.