Алекс Энкиду - Почему мы живем так мало? Почему мы живем так долго?

В первобытные времена люди считали, что с помощью особых ритуальных действий можно завоевать расположение богов. Задобрить духов подарками, чтобы они не вмешивались. Тот самый символический обмен, который описывает Ж. Бодрийяр.

Подарки и взятки богам плодами, животными, людьми. Человек стал нуждаться в жрецах, ритуалах чтобы постоянно избавляться от бремени долга перед духовными силами.

Мысль о союзе с богами стала, реальностью. Появилась доктрина первородного греха. Жертва служила заместителем, то есть умирала вместо грешника, но это было временное решение, поэтому необходимо было приносить жертвы снова и снова. Когда Адам и Ева согрешили, Бог убил животных, чтобы дать тем одежду. Жертвоприношение является важной темой в Священном Писании, так как «без пролития крови не бывает прощения».

Жертвоприношение как способ страхования против несчастий. Так жертвоприношение, как сделка с Богом, постепенно превратилось в метафизическую игру.

Современный человек все глубже погружается в мир симулякров и таким образом он вытесняет из сознания страх, который сопровождал его жизнь в естественном мире. Страх перед собственной конечностью, перед смертью, которая лишается всякого смысла в мире, ориентированном на производство и преумножение вещей и всяческих благ. Росли города, совершенствовались технологии, наука познавала мир, но зерно человеческого естества не сильно изменилась.

В современном мире города являются сосредоточием всех возможных случайностей. Город это фокус поля случайностей.

Больше всего людей в мирное время погибает на автомобильных дорогах. Кто-то водит машину хорошо, кто-то – не очень. Один – ас-автогонщик, а, другой – только сел за руль. Но водителей слишком много и по закону больших чисел все водители уравниваются не только в правах, но и в возможности попасть в аварию и погибнуть.

С точки зрения Ж. Бодрийяра в современном обществе автомобильная катастрофа как бы восстанавливает первобытное жертвенное равновесие. Он пишет: «А так как у нас теперь нет действенного обряда для поглощения смерти и ее энергии разрыва, то остается один лишь оргазм жертвоприношения, насильственно-искусственной смерти. Отсюда – интенсивное, глубоко коллективное удовлетворение, которое доставляет смертность в автомобильных авариях. Смерть от несчастного случая завораживает своей искусственностью – как смерть техническая, неестественная, то есть преднамеренная (быть может, даже со стороны самого погибшего) и потому вновь ставшая интересной: ведь преднамеренная смерть имеет смысл».

Человек подобно клеткам, живущим в пробирке «in vitro», живет и размножается в искусственной среде, и даже не решает сам погибнуть в аварии, он перепоручает эту функцию, не своей воле, а случаю в искусственной среде, которой является автомобильная дорога, которую сам же он и создал.

В статистике автомобильных аварий пересекаются теория симулякров Бодрийяра и философия «смерти субъекта», создавая новое направление в науке – социальная танатология.

С того момента, когда наши прачеловеки начинают зарывать в землю умершего сородича, или сжигать его тело на костре, они, обычно кладут вместе с ним какой-то принадлежавшей тому предмет. Это прямая и прочная связь духовного и материального. Не так просто было отдать ценную вещь, в которой нуждалось все племя. Собственность приобретает сакраментальное значение.

Жизнь Робинзона на острове с самого начала была связана с собиранием вокруг себя различных вещей. Страх потерять урожай во время тайфуна, вернуться и увидеть разграбленный зверями жилище, потерять нож на охоте.… Все эти страхи вытеснили собою страх потерять жизнь. Полнота бытия постепенно осознавалась через приобретения собственности: шкуры животного, удачно подобранного для инструмента камня, огород, склад сушеных продуктов…. Смысл каждодневной жизни на острове был связан с какими-то вещами. Осознания своего «я» для него было немыслимо без понятия «Мое». Мое жилище, мой урожай, моя земля, мое тело, мой остров, моя жизнь.

Разве существует человек без собственности? Отними у человека все, что он имеет и, кажется, человека не станет…

Собственностью становятся также и понятия нематериальные. Например: честь как собственность в доиндустриальную эпоху. Или, говоря с кем-либо о своем здоровье, иногда люди рассуждают о нем, как собственники, упоминая о «своих» болезнях, «своих» операциях, «своих» курсах лечения – «своих» диетах, «своих» лекарствах. Они явно считают здоровье и болезнь собственностью; их собственническое отношение к своему скверному здоровью можно сравнить, пожалуй, с отношением акционера к своим акциям, когда последние теряют свою первоначальную стоимость из-за внезапного падения курса на бирже.

Эрих Фромм (Erich Seligmann Fromm) в работе «Иметь или Быть?» (To Have or to Be?) писал: «И чем более мы сумеем освободиться от жажды наживы во всех ее формах и особенно от приверженности к собственному „я“, тем страх смерти будет слабее – ведь тогда нам нечего терять…. И тогда этот страх становится уже не страхом смерти, а страхом потерять то, что я имею: свое тело, свое „я“, свою собственность и свою идентичность; это – страх „потерять себя“, столкнуться с бездной, имя которой – небытие».

У русского писателя Юрия Олешы в рассказе «Лиомпа» хорошо описано отношение умирающего человека к своей собственности: «…Одеяло сидело рядом, ложилось рядом, уходило, сообщало новости. Больного окружали немногие вещи: лекарство, ложка, свет, обои. Остальные вещи ушли. Когда он понял, что тяжело заболел и умирает, то понял он так же, как велик и разнообразен мир вещей и как их мало осталось в его власти. С каждым днем количество вещей уменьшалось по периферии, далеко от него, затем уменьшение стало приближаться все скорее к центру, к нему, к сердцу – во двор, в дом в коридор, в комнату.… Сперва исчезновение вещей не вызывало в больном тоски. Исчезли страны, Америка, возможность быть красивым или богатым, семья (он был холост) … К исчезновению этих вещей болезнь не имела никакого отношения: они ускользали по мере того, как он старел, – а настоящая боль пришла тогда, когда ему стало ясно, что и те вещи, которые постоянно двигались вровень с ним, также начинают удаляться от него. Так, в один день покинули его: улица, служба, почта, лошади. И тут стремительно пошло исчезновение рядом, под боком: уже ускользнул из власти его коридор, – и в самой комнате, на глазах у него прекратилось значение пальто, дверной задвижки, башмаков. Он знал: смерть по дороге к нему уничтожает вещи. Из всего огромного и праздного их количества смерть оставила ему только несколько, и это были те вещи, которых он никогда бы, если бы это было в его власти, не допустил в свое хозяйство. Он получил страшные посещения и взгляды знакомых. Он понял, что не в силах защищаться против вторжения этих непрошенных и ненужных, как ему всегда казалось, вещей. Но теперь они были единственны и непреложны. Он потерял право выбирать вещи».