Брайан Дир - Доктор, который одурачил весь мир. Наука, обман и война с вакцинами

В этом была прелесть биотехнологических стартапов, хотя я не могу судить чьи-то намерения. Если Immunospecifics будет судиться, а это возможно, владельцы, тем не менее, смогут расплатиться. Помимо их доли в первоначальном капитале, в плане был указан доход Уэйкфилда, 33 000 фунтов стерлингов в год, в качестве директора по исследованиям на неполный рабочий день (при этом он все еще работал на Барра и медицинскую школу). Слит, занятый в компании на полный рабочий день, должен был получать вдвое больше, Корда, исполнительный председатель – 20 000 фунтов стерлингов, Паундер – 7500.

Если бы они смогли увеличить начальный капитал благодаря поддержке Royal Free, The Lancet и средствам массовой информации, все было бы хорошо. Хорошие деньги, выигрывай или проигрывай. «Немногие обладают достаточными знаниями, чтобы понять, о чем идет речь в патенте, – рассуждает один источник. – Многие, даже если бы знали, сочли бы, что в любом случае стоит инвестировать. Вкладываешь деньги, рекламируешь компанию на AIM [рынке альтернативных инвестиций], привлекаешь огромное общественное внимание и сбегаешь».

Через три недели после встречи с Ченгизом Тарханом меня чуть не опередили с разоблачением исследования Уэйкфилда. Это почти удалось Энн Фергюсон, 57-летней ученой, клиницисту, жене и матери, профессору гастроэнтерологии в шотландском Университете Эдинбурга, члену не менее пяти Королевских коллегий и обществ и в целом ведущему эксперту по заболеваниям желудочно-кишечного тракта.

Это случилось в понедельник, 23 марта 1998 года (через 25 дней после пресс-конференции в атриуме) на однодневном научном семинаре. Она задала Уэйкфилду настолько прямой и элементарный вопрос, что если бы он ответил правдиво и открыто (а именно такие ответы обычно дают на таких мероприятиях), общественная тревога по поводу MMR и аутизма могла бы утихнуть прямо в тот же день.

Семинар был организован Советом по медицинским исследованиям специально для рассмотрения работы Уэйкфилда. Вопреки его более поздним заявлениям о зловещих заговорах, он пользовался уважением, а терпимость к его идеям вообще можно считать исключительной, ведь речь идет о Британии XX века. Включая Фергюсона, Уэйкфилда и сотрудника CDC , прилетевшего из Атланты, в зале собралось 57 человек: иммунологи, вирусологи, эпидемиологи, гастроэнтерологи, педиатры, статисты и многие другие. Двадцать из приглашенных были профессорами (включая шестерых, удостоенных титула «сэр профессор»). Место проведения вызывало ассоциации с привилегиями и величием. Неоклассическая штаб-квартира Английской королевской коллегии хирургов напоминала Хитфилд, но большего размера: пятиэтажное здание из портлендского известняка с шестью рифлеными колоннами, гигантский ионический портик, и все это богатство окружено бескрайней зеленью Lincoln’s Inn Fields , самой большой садовой площадкой в Лондоне.

Тем утром в комнате, обшитой деревянными панелями, их взгляды встретились. Взъерошенная шотландка, сильная, солидная женщина, которая поднималась в Гималаи, играла в баскетбол и опубликовала 300 статей и глав в книгах, и в качестве оппонента – стажер-хирург, харизматичный крестоносец, имя которого навсегда останется в истории медицины, хотя и не в том виде, в котором бы ему хотелось. Позади них на стульях второго ряда теснились наблюдатели. Механический проектор отражал запущенные слайды.

После знакомства и утреннего кофе Уэйкфилд оказался в центре внимания, что ему определенно нравилось. «Он упивался самим собой», – вспоминает Дэвид Солсбери, государственный служащий Министерства здравоохранения и педиатр, который за семь лет до этого отозвал вакцины двух марок.

– Мне очень приятно быть здесь, – начал Уэйкфилд под первый из более чем сорока слайдов, подводящих итоги его работы над болезнью Крона. – Я надеюсь, что перед вынесением своего суждения вы по крайней мере дослушаете меня до самого конца, потому что данные действительно выглядят интересно.

Собравшиеся выслушали его и даже сделали какие-то пометки. Но когда Уэйкфилд закончил, вирусологи и иммунологи набросились на него всей толпой. Они спрашивали, как могло случиться так, что вирус нашелся с помощью нацеленной на белок иммуногистохимии (которая была «относительно нечувствительной», в чем никто из присутствующих не сомневался), а высокочувствительная молекулярная амплификация, нацеленная на нуклеотиды, ничего не показала?

На собрании председательствовал вежливый профессор медицинской микробиологии, сэр Джон Паттисон, редактор Principles and Practice of Clinical Virology и A Practical Guide to Clinical Virology .

– Где тот геном, который кодирует окрашенный белок, – спросил он, наиболее лаконично излагая суть, – если Вы не можете найти его нуклеиновую последовательность?

Профессора и врачи могли доставать попкорн. Самое веское свидетельство Уэйкфилда о том, что вирус кори вызывает болезнь Крона (которое, как он утверждал, «подтвердило» его выводы в J Med Virol ), содержалось в документе, который был предоставлен заранее. Это был последний случай в исследовании, проводившемся несколько лет назад. Ткань окрасили специальными меченными золотом антителами, которые, по его словам, позволили обнаружить «стойкую персистенцию» вируса с помощью электронного микроскопа.

Пока Фергюсон сидела и слушала, Дэвид Голдблатт, иммунолог с Great Ormond Street , показал слайд с инструкциями производителя антител, которые использовал Уэйкфилд. Для защиты от ложноположительных реакций они рекомендовали использовать набор из четырех отрицательных контролей, например, с другой версии антитела.

– Я не хочу высказывать Вам свое мнение, – начал Голдблатт, – мне бы хотелось только показать, что компания, у которой Вы купили антитела, говорит об отрицательных контролях.

Уэйкфилд был в растерянности. Слайд говорил сам за себя. Точно так же, как и исследование, которое он предоставил. Из четырех обязательных отрицательных контролей, разработанных производителем, Голдблатт смог найти в работе Уэйкфилда лишь единичные их упоминания.

– Их легко сделать, – зачитал Голдблатт инструкцию, будто рецепт из кулинарного журнала, – и их всегда следует включать в запуск.

Момент был напряженным, особенно учитывая выводы из Коннектикута, что положительный результат Уэйкфилда – это перекрестная реакция. Затем, после получасового обеда, собрание продолжилось уже в другом направлении, и за Уэйкфилдом выступил его приятель, Скотт Монтгомери. В то время эпидемиологу было 36 лет, иногда он выглядел неопрятно. Монтгомери был одним из четырех авторов статьи с вопросительным знаком, ставшей темой репортажа Newsnight . Он попытался связать вирус (как из вакцин, так и из окружающей среды) с отсроченным развитием болезни Крона. Но его выступление буквально пережевали и выплюнули статистики. К концу показа слайдов он признал, что его данные не просто не подтверждают статью с вопросительным знаком, но фактически предполагают, что вакцина защищает от болезни.