Джеймс Маккол - Лицо по частям. Случаи из практики челюстно-лицевого хирурга: о травмах, патологиях, возвращении красоты и надежды

В исследовании учитывались, помимо прочего, следующие критерии:

1. Бронепробиваемость. Согласно ФБР, пуля считается эффективной, если пробивает человеческую плоть на глубину в тридцать сантиметров.

2. Раневой канал. Пуля должна создавать достаточно большой раневой канал, способствующий разрушению ткани и вызывающий обильное кровотечение, чтобы как можно быстрее обезвредить преступника, тем самым остановив угрозу.

3. Осколочный разрыв. Для достижения максимальной бронепробиваемости и необходимого раневого канала пуля должна сохранять свою целостность и не разрываться на осколки.

Этот отчет, анализирующий огнестрельные ранения столь хладнокровными и расчетливыми терминами, невозможно было читать без содрогания. Так, например, под большинством углов входа для достижения тридцатиметровой глубины проникновения пуля должна лететь с достаточной скоростью, чтобы пройти через человеческое тело насквозь, образовав в процессе внушительное выходное отверстие, а также, возможно, ранив еще кого-то.

Хорошенько нагнав на меня страх, начальник полиции отвел меня в расположенный в подвале тир и дал пострелять из пистолета Glock сорокового калибра. Он рассказал, что чаще всего перестрелки с участием полиции происходят с близкого расстояния внутри зданий и длятся две-три секунды. Таким образом, в ходе стандартной тренировки полицейские, вместо того чтобы стоять и целиться в мишень на расстоянии двадцати пяти метров, ждут, пока кто-то крикнет: «Пошел!», после чего как можно быстрее дважды стреляют в близкую цель – такие двойные выстрелы стали знаменитыми благодаря нашей собственной САС (Специальной антидесантной службе). Мне же, к моему небольшому разочарованию, предоставили самый простой вариант с мишенью, расположенной на стандартной дальности стрельбы.

Самым грозным оружием, из которого мне когда-либо приходилось стрелять, была пневматическая винтовка. Нарядившись в костюм и белую рубашку, я чувствовал себя настоящей белой вороной среди растущей аудитории из матерых профессиональных сотрудников правоохранительных органов, одетых в униформу или толстовки и с соответствующими ситуации скептическими или ухмыляющимися выражениями лиц. После длительного инструктажа по технике безопасности я надел защитные наушники и встал в один из отсеков для стрельбы перед бумажной мишенью с изображением «злоумышленника». Начальник полиции дал краткую команду: «Давай, разделайся с ними, сынок», и я начал стрелять.

После каждого выстрела пуля исчезала где-то в направлении мишени, в то время как из патронника автоматически выскакивала стреляная гильза. В процессе стрельбы выделялось столько тепла, что, когда одна из гильз срикошетила от перегородки справа в потолок, а затем с поразительной точностью приземлилась в карман моей рубашки, она оказалась настолько горячей, что опалила ткань и обожгла мне сосок. Я принялся выплясывать от боли, размахивая заряженным пистолетом, к ужасу полицейских, которые внезапно перестали смеяться и прыгнули в укрытие с криками: «Не направляй в меня эту штуковину!»

По окончании тренировочной стрельбы меня стали учить быстро доставать оружие, стоя в боковой стойке, чтобы выстрелить в воображаемого противника с близкого расстояния. Это был уже другой и во многом более пугающий навык, хоть «человеком», в которого я целился, и была лишь армированная бумага. Я чувствовал силу отдачи, от которой плечо с силой отводило назад сразу же после выхода из ствола пули, и мысленно я видел перед собой уже не бумажную мишень, а обезображенные лица пациентов с огнестрельным ранением лица. Запах пороховых газов и по сей день остается для меня чрезвычайно волнующим, поскольку мысленно ассоциируется с медным привкусом свежей крови и видом поврежденных взрывом человеческих костей и мягких тканей.

За время моего пребывания в Майами я узнал много нового о лечении огнестрельных ранений. Одним из первых моих открытий стало то, что за последние годы начальная скорость пули при выходе из ствола кардинально увеличилась, значительно усложнив работу по лечению огнестрельных ранений. У многих старых моделей пистолетов начальная скорость пули была меньше скорости звука – составляющей 300 метров в секунду, – и оставляемые ими раны образовывались в результате «переноса низкой энергии», создаваемой самой пулей. Современные же пистолеты способны причинять гораздо более серьезные травмы, потому что, в зависимости от веса и типа пули, выходная скорость у современного девятимиллиметрового пистолета варьируется от 300 до 540 метров в секунду. У девятимиллиметрового «глока», к примеру, начальная скорость пули составляет 375 метров в секунду.

Помимо повреждений ткани, причиненных основным снарядом (самой пулей, движущейся на высокой скорости), наблюдается также так называемый «кавитационный эффект», когда пуля всасывает за собой газ и перегревает его с взрывным воздействием внутри раны, образуя полость эллиптической формы. Более того, пули из такого оружия образуют раны в результате «переноса высокой энергии», и они куда более разрушительные, чем при переносе низкой энергии. В начале Первой мировой войны обширные повреждения тканей причинялись выстрелами из винтовок нового типа, начальная скорость пуль которых уже тогда превышала 300 метров в секунду. Хоть кавитационный эффект от этих пуль и был меньше, чем у современных, но разница была незначительной, и такие эффекты в масштабах, которые прежде никогда не наблюдались среди боевых потерь, привели к тому, что обе стороны начали обвинять друг друга в использовании разрывных патронов.

На скорости более чем 300 метров в секунду пуля, попавшая в челюсть, раздробит ее на осколки, и, подобно шрапнели, эти обломки становятся вторичными снарядами, которые разрывают мягкие ткани, вызывая массивные дополнительные повреждения лица. Пока я жил в Майами, каждый день нам приходилось иметь дело минимум с одной жертвой последствий подобной стрельбы. Одной из них была женщина, снимавшая в банкомате, предназначенном для использования, не выходя из автомобиля, наличку, когда преступник с пистолетом попытался украсть у нее деньги и машину. Она выжала до упора педаль газа и рванула с места, однако преступник успел в нее выстрелить. Пуля пробила заднее стекло, попала ей в шею, прошла через заднюю часть щеки и вылетела из челюсти, а образовавшиеся в результате осколки кости снесли ей всю нижнюю треть лица.

Целью первой операции, «первичной ревизии», было прочистить раны и удалить фрагменты раздробленной кости – а их там было до ужаса много. После первоначальной обработки раны с тщательным сохранением таких жизненно важных структур, как нервы и кровеносные сосуды, где это было возможно, мы стабилизировали ее, обложив пропитанной раствором йода марлей. Прежде чем приступать непосредственно к реконструкции лица, нам пришлось провести «вторичную хирургическую ревизию» для очистки раны от некротической ткани (мягкой ткани, которая отмерла из-за недостаточного кровоснабжения). Прошло много дней лечения, прежде чем мы дошли до этого этапа. Чтобы исправить эту ужасную и меняющую жизнь травму, потребовалось обширное хирургическое вмешательство и несколько месяцев дальнейшего лечения. В конечном счете все прошло удачно, и позже я разделил со своими американскими коллегами радость от того, что у столь чудовищно обезображенной девушки было полностью восстановлено не только лицо, но и позитивный взгляд на свое будущее, когда она покидала больницу.