Питер Хёг - Темная сторона Хюгге

* * *

Тебя запирают. Это, конечно, не тюрьма во Вридслеселилле образца 1912 года, где на арестанта силком надевали специальную маску и запрещали общаться с другими людьми, но тебя запирают. Твою жизнь, вот что они у тебя забрали. Это не то, что можно заменить чем-то другим. Ты умер, они вытащили твой штепсель из розетки. Они вставят его обратно, когда закончат тобой заниматься. В конце концов, видимо, наша воля – вот что делает нас людьми и отличает от животных. Когда нас ее лишают, мы перестаем быть людьми. Мы становимся чем угодно, но только не людьми. На что же направить свою волю, когда тебя заперли? Можно сидеть в кресле, вращая затекшей шеей. Сидеть посреди палаты, не отрывая взгляда от двери, так можно задействовать зрение. У тебя есть эта маленькая, леденящая кровь копия того, что считается человеческим домом, у тебя есть комната в общаге с общей ванной на этаже. Ты ни с кем не поддерживаешь общение. Сидишь здесь, на своей жердочке. Ожиревшая желтая птичка, из которой сыплются перья. Можно пообщаться с кем-нибудь взглядами, подойдя к окну. Какой у тебя печальный вид. Грустное зрелище. Такой лузер.

* * *

Когда срабатывает сигнализация, появляются медбратья. Эдакие малышки в зеленых комбинезончиках. Ты спрашиваешь себя, где они отрыли таких упитанных людей. Они выполняют свои обязанности, осознавая, что держатся на этой работе только благодаря своей упитанности. И вот они идут шумной и грозной толпой. Они никогда не произносят ни слова, их лица ничего не выражают. Они просто заталкивают людей в палаты или туда, куда тех положено затолкнуть. У них цепкая хватка при необходимости. И если находится пациент, которого нужно заставить принять лежачее положение, именно они отвечают за это. Медбрат крепко удерживает тебя, так и не произнеся ни слова, пыхтя, давит тебе локтем на грудную клетку. Маленький, перекошенный от напряжения рот с плотно сжатыми губами. Медбратья пристегивают тебя ремнями. Иногда может помочь кто-то из санитаров. Тебя надежно распяли. Тебе просто пытались помочь. Ты от скуки стал ковырять одно из окон и обнаружил, что окна можно открыть, всего лишь покрутив очень даже хорошо крутящийся винтик между внутренней и внешней рамой (первая открывалась, вторая нет). Болтик этот достаточно было всего лишь слегка вывернуть, и окно распахивалось. Ты продемонстрировал это одной из санитарок – Лайле, чтобы они как-то имели это в виду. И тут врубили сирену. Тебе делают успокоительный укол в ягодицу. Ты пытаешься вывернуться из-под медбрата, этого навалившегося на тебя моржа. Потом замечаешь, что силы убывают. Медбрат соскальзывает с тебя. Ты все еще из последних сил пытаешься вывернуться, не желая поддаваться их лекарствам, им не удастся одолеть тебя. Последнее, что ты видишь, прежде чем отключиться, – Лайлу, которая стоит в дверях палаты, облаченная в свой черный кожаный корсет, и ждет. Твой аттракцион подходит к концу, скоро они уже отправят тебя в Виборг. Этот случай происходит все еще в Орхусе, в одном из бесчисленных отделений клиники в Рисскове. Именно после этого эпизода они приходят к выводу, что необходимо положить тебя на более длительное обследование, и на два месяца отправляют тебя в Виборг. Ты просыпаешься на следующий день и чувствуешь ремни. Вспоминаешь про наручники, которые надевали на тебя «копы». Дверь открыта, в коридоре сидит санитарка и читает журнал. Она замечает, что ты проснулся. Спрашивает, не хочешь ли ты пить.

– Я хочу, чтобы с меня сняли эти ремни.

– Здесь я, к сожалению, ничем не могу помочь. Я могу принести вам воды или лекарства, это все, что я могу.

Она приносит воды. Ты не можешь опереться на локти и не можешь повернуться. Тебе приходится прибегнуть к мышцам живота, им приходится удерживать тебя в приподнятом положении, пока ты пьешь. Санитарка забирает у тебя чашку и усаживается обратно в кресло. И принимается за чтение «В хорошей форме». Когда ее коллега проходит мимо, она просит его позвонить врачу и сообщить, что ты проснулся. Когда приходит врач, ты говоришь, что это немыслимо: человека в такой стране, как Дания, пристегивают ремнями из-за такого пустяка. Врач отвечает, что ремни отстегнут, если ты будешь вести себя спокойно. Ты говоришь, что все время вел себя спокойно, но врач с этим не согласна. Она говорит, что ты еще не готов. Спрашивает, хочешь ли ты принять лекарство. Ты спрашиваешь, отстегнут ли тебя, если ты согласишься.

– Посмотрим, – говорит она. – В любом случае более вероятно, что вас отстегнут, если вы выпьете лекарство, чем в случае, если вы этого не сделаете.

Ты пьешь таблетки, и тебя спокойно оставляют пристегнутым. Ты лежишь и пытаешься крутить шурупы. Время от времени тебя начинает трясти в паническом приступе. Лайла все еще в кожаном корсете. Она сообщает тебе, что позвонит тебе на работу и объяснит, что ты заболел. Ты говоришь, что ты здоров и у тебя на работе об этом знают. Тебя нельзя назвать больным только потому, что ты пытался уклониться от свидания с жирным старым медбратом, у которого гнусавый голос и псориаз в бороде. Хорошо, пусть позвонит и скажет, что произошло недоразумение и тебя по ошибке положили в больницу. Лайла звонит и говорит, что ты сейчас неважно себя чувствуешь. Ты извиваешься, сдавливаемый ремнями, и сдерживаешь крик. Лайла говорит, что надеется на понимание с их стороны. «Да, я передам ему, чтобы скорее выздоравливал».

* * *

25.03.2010, Орхус

Лайла позвонила ему на работу, где сказали, что довольны им и охотно примут его обратно, но когда мы сообщили ему это, он заявил, что по нашей милости лишился работы. Я попыталась ему объяснить, что не стоит искать виновных, лучше задуматься над тем, что он болен и что необходимо пройти курс лечения, чтобы снова почувствовать себя здоровым и не иметь проблем в будущем.

Биргит Н., врач психиатрического отделения / К.Ф.Х.

* * *

Так стучат в дверь только они: «дак-дак-дак». Вся дверь скрипит, вместе с дверным косяком. Снова, стало быть, пришли. Настала пора расколотить вдребезги плоды очередных твоих усилий. Пора значит пора, тебе это хорошо известно. Стало быть, время настало. Теперь ты обязан пойти с ними, ответственность за это возложена на тебя. Ты вел себя агрессивно и должен понести справедливое наказание:

Твоя жизнь ничто.

Твое тело ничто.

Ты ничто.

Смирись с происходящим.

Учись этому.

Так что тебе снова нужно в клинику, тебя туда положат, и тебе придется принять это как должное. Отправиться туда и продемонстрировать им, что тебе нечего там делать. Если, разумеется, уже не принято решение о необходимости более продолжительной госпитализации. Все зависит от того, что записано в журнале.

И вот они барабанят в дверь, ты Бетховен, они твои кредиторы, ты весь сжался в комок за роялем. Всех полицейских обучают вот так стучать в дверь. Вежливо, но определенно. По тому, как они это делают, уже понятна степень формальности происходящего. Все дело в этом формальном оттенке стука, который, если задуматься, – просто чистое следование приказу, они прекрасно знают, что ты дома. В законе сказано, что ты должен пойти с ними. Если понадобится, они могут применить силу, не важно, по какому поводу, они всегда вправе применить силу.