Питер Хёг - Темная сторона Хюгге

Ты поедешь в клинику, и тебя встретит там невысокая улыбчивая медсестра, которая возьмет тебя за руку, заглянет тебе в глаза и скажет: «Все хорошо, у нас есть для тебя место». Потом, наверное, предложит тебе что-нибудь успокоительное, может быть, какую-нибудь разновидность бензодиазепина, а если ты откажешься, видимо, скажет: «Нет? А обычно вы, пациенты, так его любите».

Просто лежать в палате и стараться расслабиться. Чистое постельное белье, накрахмаленное, прорезиненный матрас. Здесь, внутри, времени не существует, палата – это пространство за кулисами, где дневной свет лишается своей власти. Здесь ты должен лежать и относиться ко всему спокойно, вежливо отвечать, если придет кто-то и о чем-нибудь спросит.

Единственное, о чем мы можем говорить, это твое самочувствие.

Речь только о твоем психическом состоянии. Мы можем поговорить о твоих проблемах.

Но никак не о твоем пребывании в клиники как таковом.

Не о приговоре.

Шут с тобой.

Теперь тебе придется вписаться в рамки.

Так-то, старик.

Так что давай.

Не унывай, мы и не таким вправляли мозги.

Ты не можешь ни с кем поговорить, не можешь никому сообщить о том, где ты, потому что тогда эти люди будут беспокоиться о тебе, думать, что с тобой стряслось. А ты всего лишь опять ненадолго исчез. У тебя же есть такая привычка. За тобой это водится. Ты просто отправился на очередную прогулку. С этим нужно смириться, если имеешь с тобой дело.

Сидсель Фальсиг Педерсен

Сидсель Фальсиг Педерсен родилась в 1970 году. Выросла в Люнгбю. Работала фотографом, барменом, разносила почту. В качестве прозаика дебютировала в 1997 году сборником рассказов «Любовь на целый день». После этого опубликовала еще три книги рассказов и три романа: «Возможно, это пройдет» (2012), «День рождения лошади» (2014) и «Флора» (2016). В 2016 году Сидсель Фальсиг Педерсен получила премию «Беатрис» Датской академии.

Снова вместе

Кто-то, сидящий на пару рядов впереди меня, протягивает руку к кондиционеру и регулирует силу обдува. Мне тоже кажется, что на моем месте дует, но я уже поднимала руку и проверяла, мой кондиционер выключен. У замеченной мной руки длинные пальцы, красивая кисть, сама рука тоже красивая, изящная, что-то в ней кажется мне знакомым. Вообще-то она похожа на мою собственную руку, я слегка приподнимаюсь в кресле, чтобы разглядеть лицо ее обладательницы, но мне видно только каштанового цвета волосы, лицо скрыто совершенно. Волосы вполне могли быть моими, но они же не мои, ведь я сижу здесь, а не там. Если бы я сидела там, то кто тогда человек, сидящий здесь? От одной мысли об этом меня начинает мутить. Я достаю журнал, купленный в аэропорту. Это все просто нервы.

Я много лет не видела своего брата, мы с ним близнецы. Тут он позвонил и спросил, не хочу ли я приехать в гости, не пора ли оставить прошлое в прошлом. Мы живем не так далеко друг от друга, но я никогда не была в городе, в который он переехал. Мы просто побудем туристами, устроим себе что-то вроде каникул, только сперва скажем все друг другу. Я снова приподнимаюсь в кресле – не удастся ли рассмотреть ее лицо, но по-прежнему видно только волосы, и они все еще похожи на мои.

Наконец мы приземлились и ждем, когда нам разрешат отстегнуть ремни. У меня внутри все сжимается и дрожит. Надеюсь, он в хорошем настроении и будет рад меня видеть, надеюсь, он не шутил, говоря, что простит мне все. Я поднимаюсь, берусь за свою сумку и тут снова замечаю ее, нас разделяют пять-шесть человек. Она наклонилась над своей сумкой, и волосы падают ей на лицо, не давая рассмотреть его как следует. Мне видно только джинсовую куртку, у меня есть точно такая же, брюки на ней свободного покроя, армейского зеленого цвета. Ее сходство со мной кажется мне чрезмерным. Здесь очень жарко. Я боюсь, что могу не узнать его, боюсь, что пройду мимо, совсем рядом, не заметив его. И хотя я прекрасно знаю, как он выглядит, он ведь мог измениться, а может, я запомнила его другим.

Мои ноги слегка дрожат, я потеряла ее из вида, но это не имеет значения, мне становится легче, когда я начинаю думать, появилась ли у него седина, как у меня, пополнел ли он. Я выхожу в зону для встречающих и старательно вглядываюсь во всех, кто там стоит, его я не вижу, но это всего лишь вопрос времени, вот сейчас он вынырнет передо мной, нужно идти медленно, чтобы он успел меня заметить. И тут я вижу ту женщину из самолета, она стоит ко мне спиной, обнимает кого-то, я замечаю, что у нее моя фигура, теперь мне видно и ботинки, в точности такие же, как те, что сегодня на мне, и я вижу его руки на ее спине, это его руки, я узнаю их, и его голову я тоже теперь вижу, его волосы, я узнаю его куртку, она была на нем тогда. Они стоят и держат друг друга в объятиях, но это же не я, какого черта здесь происходит. Я останавливаюсь напротив них, я не знаю, что делать. Когда я откашливаюсь, они выпускают друг друга из объятий, он смотрит на меня не узнающим взглядом, я улыбаюсь, говорю: привет, что происходит? И он смотрит на меня как на умалишенную. Простите? – говорит он, и теперь она тоже оборачивается ко мне, у нее мое лицо, она похожа на меня как две капли воды. Я же только что была в туалете и видела себя в зеркале, я знаю, как я выгляжу, это я, та, с которой он стоит, и в то же время не я. Она тоже смотрит на меня, как на назойливую муху, и, поскольку я молчу, они переглядываются и улыбаются, им пора идти, но они не могут вот так взять и уйти, я иду за ними следом, хватаю его за рукав. Привет, говорю я, привет, это я, привет, ты что, не узнаешь меня, и он слегка застывает, когда я беру его за рукав, он отнимает руку и смотрит на меня жестким взглядом: я тебя не знаю. Нет же, знаешь, говорю я, это же я, он качает головой и говорит: будьте добры, оставьте нас в покое, а она в этот момент стоит и смотрит на меня. Она совсем не выглядит удивленной, я одна потрясена и шокирована, я поворачиваюсь к ней и говорю: ты разве не видишь, как мы похожи? И она смотрит на меня и, мне кажется, пытается быть со мной вежливой, наверняка они думают, что я чокнутая, но я не чокнутая, почему они не видят, что это я.

Земля

Про это я лгу. Говорю: «Да, кстати, здесь сейчас ничего не сажаем».

Как правило, они поворачиваются ко мне и вопросительно на меня смотрят. Я киваю. «Да, так задумано. Чтобы почва снова стала плодородной». – И тогда они говорят: «Ах, да, я слышал об этом». Или: «Слышала об этом».

Какое-то время мы оба киваем, или обе, или все – все зависит от того, сколько нас. Мы стоим на террасе, как правило, на террасе. Однако я сказала неправду, и мне стыдно. Стыдно не за то, что я лгу, а от того, что это на самом деле так. Это чистая правда, что здесь ничего не растет, но так никто не задумывал. Это мертвая земля. Она никогда не будет плодородной, и никогда не была, насколько мне известно. Этот кусок земли мертв изначально, с того момента, как был сотворен, как пустыня, мертвое пятно на планете. И это пятно находится прямо здесь, на моем участке. Но кому и на что тут пожалуешься? Я сажал вокруг этого куска, выбирал растения, которые вытянутся повыше, чтобы хоть немного скрыть это пятно. Оно не такое большое, но довольно заметное. Достаточно немного посидеть здесь, на террасе, как тебе уже задают вопрос: «А вон тот кусок земли? Что там?»