Умберто Эко - Как путешествовать с лососем

Часто в телеграммах и срочных письмах, доставленных «Overnight express», вам сообщают о присуждении премии. В этом мире есть награды и премии, которые всем хотелось бы получить (Нобелевская премия, орден Золотого руна, орден Подвязки, выигрышный билет новогодней лотереи), а есть другие, весь смысл которых — в факте их получения. Каждый, кому надо отрекламировать новый крем для обуви, или «замедляющий» презерватив, или минеральную воду, непременно учреждает премию. Как выяснилось, членов жюри подобрать нетрудно. Труднее найти потенциальных лауреатов. То есть они нашлись бы сразу, если бы можно было взять на эту роль молодых людей, только начинающих свою карьеру. Но в этом случае пресса и телевидение не проявят к премии никакого интереса. Следовательно, лауреатом должен стать человек как минимум столь же знаменитый, как Руббиа 2. Но если бы Руббиа являлся за всеми премиями, какие ему захотят вручить, ему некогда было бы заниматься физикой. Поэтому телеграмма, извещающая о присуждении вам премии, должна быть выдержана в повелительном тоне, с тонким намеком на серьезные санкции, ожидающие вас в случае отказа: «Рады сообщить что сегодня вечером через полчаса вам будет присужден Золотой суспензорий ставим в известность что ваше присутствие необходимо для единодушного решения нашего беспристрастного жюри иначе к сожалению будем вынуждены выбрать кого-то другого». Авторы телеграммы предполагают, что адресат подпрыгнет на стуле и воскликнет: «Нет, меня, только меня!»

Ах да, забыл. Среди корреспонденции попадаются еще открытки из Куала Лумпура с подписью «Джованни». Как фамилия этого Джованни?

1988

1Карло Де Бенедетти (р. 1934) — крупный итальянский предприниматель, владелец журнала «Эспрессо».

2Карло Руббиа (р. 1934) — итальянский физик, лауреат Нобелевской премии.

Как

все начинается и как все кончается

В моей жизни есть драма. Когда-то я выиграл конкурс и получил стипендию на обучение в Туринском университете. Все мои студенческие годы я жил в общежитии. От этих лет у меня остались теплые воспоминания и глубокое отвращение к любым блюдам из тунца. Дело в том, что столовая у нас была открыта три раза в день по полтора часа. Кто приходил на обед в первые полчаса, получал на второе дежурное блюдо; всем, кто приходил позже, доставался тунец. Если вычесть каникулы и воскресные дни, получится, что за четыре года я съел 1920 блюд на основе тунца. Но драма не в этом.

У нас не было денег, и мы изголодались по кино, музыке и театру. Впрочем, мы придумали гениальный способ попадать в театр Кариньяно почти даром. Мы появлялись там за десять минут до начала, подходили к бригадиру клакеров (как же его звали?), пожимали ему руку, оставляя у него в ладони сложенную купюру в сто лир, и он впускал нас в зал. Таким образом, мы были клакерами, которые не брали, а давали деньги за свою работу.

Но была одна проблема: в полночь двери общежития закрывались до утра. Кто не успевал вернуться до полуночи, оставался на улице: в общежитии не было строгой дисциплины, и при желании можно было хоть месяц там не появляться. В общем, без десяти двенадцать мы должны были уходить из театра и сломя голову нестись в общежитие. Однако все спектакли заканчивались далеко за полночь. И получилось так, что за четыре года я пересмотрел все шедевры мировой драматургии, но без последних десяти минут.

Я прожил жизнь, но так и не узнал, что сделал Эдип, когда открыл ужасную тайну своего происхождения, что сталось с шестью персонажами в поисках автора из пьесы Пиранделло, смог ли Освальд Альвинг вылечиться с помощью пенициллина, нашел ли Гамлет ответ на вопрос, быть или не быть. Я не знаю, кем оказалась синьора Понца, не знаю, выпил ли цикуту Сократ в исполнении Руджеро Руджери, не знаю, надавал ли Отелло пощечин Яго, перед тем как провести второй медовый месяц, вылечился ли мольеровский мнимый больной, сумел ли Джаннетто из оперы Джордано «Ужин с шутками» отомстить своему обидчику, не знал, что сталось с Милой ди Кодро из трагедии д’Аннунцио «Дочь Иорио». Я считал себя единственным из смертных, кто страдает таким чудовищным невежеством, пока однажды, беседуя с моим другом Паоло Фабри о старых временах, случайно не узнал, что и у него есть дефект эрудиции, только противоположный. В студенческие годы он подрабатывал билетером в маленьком университетском театре. А поскольку многие зрители опаздывали к началу, он мог попасть в зал только ко второму акту. Он видел, как обезумевший от горя Лир выносит на сцену труп Корделии, и не знал, кто довел их обоих до таких несчастий. Он слышал крик Милы ди Кодро: «Как прекрасно это пламя!» — и терялся в догадках, почему такую благородную девушку решили изжарить на гриле. Он так и не смог понять, из-за чего Гамлет не поладил со своим дядей. Видел, что творит Отелло, и недоумевал, почему у такой славной женушки подушка должна быть не под головой, а на лице.

В общем, мы признались друг другу в наших бедах. И поняли, что нас ждет поистине счастливая старость. Мы будем сидеть на ступеньках загородного дома или на скамейке в городском парке и долгими годами рассказывать — я ему первые акты, а он мне финалы знаменитых пьес, издавая удивленные возгласы или ощущая светлую печаль.

— Да неужели? Как он сказал?

— Он сказал: «Мама, дай мне солнце!»

— Понятно, значит, все-таки рехнулся.

— Да, а знаешь от чего?

И я что-то прошепчу ему на ухо.

— Бог ты мой. Ну и семейка, теперь я понимаю...

— Слушай, а чем кончилось дело у Эдипа? Расскажи!

— Да тут и рассказывать особо нечего. Мама повесилась, а он выколол себе глаза.

— Ах, бедолага. И ведь сколько раз ему намекали, а он не понимал, в чем дело.

— Вот и я не могу успокоиться. Ну почему, почему он не понял?

— Поставь себя на его место: когда началась чума, он уже был царем и счастливым супругом...

— Значит, когда он женился на собственной маме, он не?..

— Именно что нет, в этом все дело.

— Прямо Фрейд какой-то. Услышал бы от кого-нибудь — не поверил бы.

Но станем ли мы тогда счастливее, чем теперь? Или мы потеряем свежесть впечатлений людей, которым выпала редкая удача — воспринимать искусство, как жизнь. Куда мы приходим, когда действие уже началось, и откуда уходим, так и не узнав, что случится с остальными?

1988

Как

не узнать, который час

Часы, описание которых я сейчас читаю (Patek Philippe Calibro 89), — это карманный хронометр в двойном корпусе из 18-каратного золота, с 33-мя функциями. Журнал, публикующий рекламу этих часов, не указывает их цену—думаю, потому, что цифра просто не уместилась на странице (хотя для краткости ее можно было бы указать не в лирах, а только в миллиардах). Почувствовав себя уязвленным, я пошел и купил новые часы Casio за 50 000 лир: так люди, которым безумно хочется приобрести «феррари», для утешения приобретают радиобудильник. С другой стороны, если бы я захотел носить карманные часы, мне пришлось бы для них купить жилет в тон.