Вячеслав Недошивин - Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

Ныне книги Юрия Казакова переведены на основные языки Европы, в Италии его помнят как лауреата Дантовской премии (1970), а в Москве в 2000 г. учреждена премия его имени «За лучший рассказ». Он прожил 55 лет. И за пять лет до этого Юрий Трифонов словно признал свое «литературное поражение»: «Ты ведь как-то сразу, без разгона, без подготовки, — сказал, — обнаружился мастером… И сразу — прочно, навсегда… Иные кладут на сей подвиг жизнь, другие так и пропадают беззвучно… но твой голос был услышан мгновенно…»

Большая редкость в литературе!

197. Новодевичий пр., 1(с.), — Новодевичий монастырь — филиал Государственного исторического музея.

Здесь, за стеной от Новодевичьего кладбища, прямо в виду кладбища старого, где похоронен великий Денис Давыдов, в подвальных помещениях монастыря 30 лет прожил крупный поэт России, прозаик, драматург и критик, парализованный с молодости, Борис Александрович Садовской(настоящая фамилия Садовский). Жил здесь со второй женой, с Надеждой Садовской(первая жена Лидия Саранчева, оставленная им, родила ему сына).

Конечно, о «крупности» его можно спорить, но, не поверите, на поклон к нему ходили сюда Брюсов, Бальмонт, Андрей Белый, Пастернак, Городецкий, Асеев, Корней Чуковский и многие другие. Даже Цветаева — и та перед эмиграцией оставила Садовскому часть своего архива — значит, можно было доверять! — и он сохранил бумаги. Факт!..

Здесь до 1950-х гг. много кто вообще-то жил. Соседями Садовского были, например, эстетка, поэтесса и художница Нина Серпинская, рядом, в Казначейских палатах, даже в Напрудной башне, жили поэт и переводчик Дмитрий Усов, потом — «Татида» — возлюбленная, адресат стихов Волошина и добрая знакомая уже Анастасии Цветаевой — поэтесса Татьяна Цемах, а с 1929 по 1943 г. — историк, художник, музеевед Павел Шереметев.

Если же говорить о Садовском, то уж сразу скажу — и паралич, и сухотка, и десятилетия, проведенные в инвалидном кресле, все это было последствием «заработанного» им в молодости сифилиса. В 35 лет, в 1916 г., когда уже вышел и первый сборник его «Позднее утро» (1909, а к 1918 г. выпустит уже шестой — «Обитель смерти»), и книга прозы (1911), и пьесы, и статьи о Пушкине, Фете и Языкове, — его вдруг разбил паралич, и он потерял способность передвигаться самостоятельно. «Он даже люэс подхватил, — ядовито ухмыльнулся один современник-литературовед, — в подражание Языкову…»

Денди, пижон, ниспровергатель авторитетов, любивший, как вспомнит поэт Ходасевич (друг и соавтор даже совместных с Садовским скетчей для Театра Балиева), он любил шокировать знакомых «то своим монархизмом, то якобы обширными поместьями, которые на самом деле были ничтожны, то дворянской фуражкой с красным околышем в либеральнейшем кафе, то поддержкой крепостного права в разговоре с радикальной дамой, то приверженностью к антисемитизму, которого тоже не было…» Мистификации и в писаниях, и в жизни просто обожал. То выдает свои стихи за Блока, то за Есенина, и они буквально «входят» в собрания их сочинений, то публикует мистифицированные воспоминания о Брюсове, а то нагло выдумывает дружбу своего отца с отцом самого Ленина. Пушкина в конце жизни считал «воплощением „дьявольского начала“», а про Мартынова, убийцу Лермонтова, вообще написал в 1941-м оправдывающий его роман «Пшеница и плевелы» (он переиздан в 1993-м).

Где он подцепил «стыдную болезнь» в мае 1904-го — неведомо, но благодаря лечению удалось избежать слепоты, глухоты, безумия (ведь в мучениях умерли те же Языков, Гейне, Мопассан, Верлен, Ницше или Гоген). Впрочем, и немудрено, что «подхватил». Тогда, в начале века, Брюсов устроил его в газету «Голос Москвы», где ему стали платить большие деньги. Вечера и ночи «просаживал» в ресторанах и сомнительных заведениях. Из «Праги», ресторана, ехали компанией в «Петергоф», потом в «Моравию», а из нее — опять в «Прагу». Раз, получив 100 рублей, повез приятелей в «Яр», знаменитый ресторан, нынешнюю гостиницу «Советская» ( Ленинградский просп., 32/2), где венгерка из хора вытянула из него все деньги, и они, как он вспоминал, «долго-долго шли ночью в Москву» (ныне — три остановки на троллейбусе!), пока не согрелись в чайной на Тверской.

Почти совпавшие по годам физический крах тела и революция были восприняты им как вселенская катастрофа, возмездие, апокалипсис, ускользал смысл жизни, и он дважды пытался покончить с собой. Вот тогда его и увидел, кажется, в последний раз, Ходасевич. «Вдребезги больной, едва передвигающий ноги, обутые в валенки (башмаков уже не мог носить), поминутно оступающийся, падающий, Садовской увел меня в едва освещенный угол пустой столовой, сел за ничем не покрытый стол и — заговорил. С болью, с отчаянием говорил о войне, со злобной ненавистью — о Николае II. И заплакал, а плачущий Садовской — не легкое и не частое зрелище! Потом утер слезы, поглядел на меня и сказал с улыбкой: „Это все вы Россию сгубили, проклятые либералы. Ну, да уж Бог с вами…“» А позже, перед тем как перебраться в келью монастыря, занес в дневник: «Я перехожу окончательно и бесповоротно на церковную почву и ухожу от жизни. Я монах… Православный монах эпохи „перед Антихристом“…»

В 1941-м написал Чуковскому: «Мы не виделись 25 лет… Я все это время провел наедине с собой, не покидая кресла, и приобрел зато такие внутренние сокровища, о каких и мечтать не смел. Былые мои интересы перед нынешними то же, что горошина перед солнцем: форма одна, но в содержании и размере есть разница…» И тогда же, в 1941-м, его едва не арестовали. Он, представьте, вступил в тайную монархическую организацию «Престол», члены которой «готовились к приходу немцев в Москву». Он так и не узнает, что организация была создана НКВД, который планировал использовать ее в большой разведывательной операции «Монастырь». Организацию не «задействовали», и все, по счастью, избежали ареста…

Садовский умрет здесь, в своей келье, умрет 5 марта 1952 г., за год до смерти в такой же день Сталина. И, думаю, очень был бы удивлен, узнав, что понадобится нам, людям. Сначала в 1990-м выйдет робкий сборник его «Лебединые крики», а потом посыпятся: проза, переводы, мемуары. А в 2010-м выйдет книга «Морозные узоры. Стихи и письма». Знаете, сколько стихов увидим в нем мы? Свыше 400! И никакие, даже самые толстые стены древнего монастыря не смогли, как видите, воспрепятствовать этому!

198. Новокузнецкая ул., 29(с.), — Ж. — в 1930–1960-е гг., в отцовской квартире — литератор, журналист, историк (автор «правоверных» работ о В. И. Ленине), гл. редактор журнала «Журналист» (1967–1968), газеты «Московские новости», председатель ВГТРК — РГТРК «Останкино» (1991–1992) и гл. редактор «Общей газеты» (1992–2002) — Егор Владимирович Яковлев. Здесь он родился в 1930-м, здесь родился и жил его сын Владимир Егорович Яковлев, также будущий журналист, прозаик и основатель газеты «Коммерсант».