Вячеслав Недошивин - Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

А другая юная поэтесса, которую приведет сюда Есенин, та, с которой он только что познакомился в Москве и которая через четыре года родит ему сына, Надя Вольпин, именно здесь и станет женщиной. Она сама подошла к нему в кафе, где они встретились, и он не на шутку увлекся ей. Ухаживал, встречал ее после работы, читал стихи, а здесь и случилось то, что должно было случиться. «Девушка… — шепнул он изумленно и дико спросил: — Как же вы стихи писали?» А позже, уже на кухне коммуналки, вдруг признается ей, хотевшей создать семью: «Мы так редко вместе. Твоя вина. Да и боюсь я тебя! Знаю: могу раскачаться к тебе большой страстью…» Она будет гадать потом: почему боится? И поймет: глупого счастья боялся, бытового, обычного, человечьего…

Они будут еще встречаться. А расстанутся фактически на… крыше. Да-да! На крыше 7-этажного дома, тогда общежития Коминтерна ( Глазовский пер., 7), где жила в тот год Надя. Он зайдет попрощаться с ней перед отъездом в Америку с новой женой, Айседорой Дункан, а она, жившая в мансарде этого дома (мансарда не видна с улицы, я, с трудом отыскавший тот дом, поднимался туда, когда в 2008-м снимал фильм о Есенине), повела его на крышу, где любила гулять в одиночестве… Кстати, именно Надя, видевшая друзей поэта «насквозь», пыталась «расстроить» дружбу Есенина с Мариенгофом.

Уж чем Мариенгоф, сын еврейского купца из Пензы, лощеный «денди» в цилиндре, «взял в оборот» поэта — неведомо, но в тот год влияние его на Есенина было огромным. Есенин назовет потом его своей «тенью», но поначалу «тенью» Мариенгофа станет сам. Один из свидетелей их «забулдышной дружбы» честно подметит позже: «Есенин ходил в потрепанном костюме, играл в кости и на эти „кости“ шил пальто (у Делоне) Мариенгофу. Ботинки заказывал ему у самого дорогого мастера, а себе покупал дешевые сапоги на Сухаревке…» Так располагались «тени» поэтов поначалу.

Но дружба была, о ней весь «Роман без вранья», который Мариенгоф издаст здесь еще в 1927-м. Есенин навещал здесь Мариенгофа с Никритиной и потом — уже вместе с Айседорой.

«Всякий раз, как они приходили к нам в гости, — вспомнит Никритина, — Айседора садилась на нашу поломанную кровать и говорила: „Здесь есть что-то настоящее, здесь живет любовь“. Она очень хотела подарить мне брачную фату и повторяла: „Для женщины важно быть последней, а не первой“. Очевидно, она чувствовала, что я и есть эта последняя. И тем не менее она в то же время полагала, что для них (Мариенгофа и Есенина) самым важным было их искусство, а не женщины». А однажды, подняв бокал, сказала Никритиной: «Я енд ты чепуха, Эсенин енд Мариенгоф это все, это дружба…»

С Никритиной, «мартышкой», как любовно звал ее муж, с артисточкой, которая и увезет Мариенгофа в Ленинград (ее пригласят играть в Большой драматический театр, где она станет народной артисткой), он проживет в этом доме до 1928 г. Они поженятся 31 декабря 1922 г. Мариенгоф вспоминал: «Она принесла на Петровский крохотный тюлевый лифчик с розовенькими ленточками. Больше вещей не было». Вспоминала про нее и игравшая с ней в Камерном театре Августа Миклашевская: «Она очень бедно была одета. Черная юбочка, белая сатиновая кофточка-распашонка, на голове белый чепчик с оборочкой, с пришитыми по бокам локонами (после тифа у нее была обрита голова). В таком виде она читала у нас на экзамене. Таиров и Якулов пришли от нее в восторг. Называли ее „Бердслеевской Соломеей (так! — В. Н. )“… И эта „Бердслеевская Соломея“ очаровала избалованного, изысканного Мариенгофа. Он прожил с ней всю жизнь, держась за ее руку…»

Мариенгоф, «больной мальчик», как отозвался о нем, представьте, сам Ленин, когда прочел его поэму «Магдалина», напечатанную в газете, закончил здесь свой «Роман без вранья». Издал его, но не только получил «кучу оплеух» от сталинской критики, но и узнал вскоре, что книга запрещена. Только через три года после смерти писателя, в 1962 г., журнал «Октябрь» напечатает «обструганный текст» книги под стыдливым названием «Роман с друзьями». А вообще Мариенгоф напишет много книг, пьес и сценариев, будет по главам продавать в конце жизни свои мемуары в литературный архив, потеряет сына (тот повесится в 16 лет) и умрет в Ленинграде от болезни ног — эндартериит…

За два года до смерти, когда он уже не ходил, Михаил Козаков привезет к нему в ленинградскую квартиру весь «Современник», гастролировавшей в городе на Неве, — Олега Ефремова, Евстигнеева, Волчек, Булата Окуджаву. «Анатолий Борисович полулежал на софе, — пишет М. Козаков, — Анна Борисовна поила нас коньячком, а мы рассказывали о спектакле и даже что-то проигрывали для Мариенгофа…»

А он, возможно, «проигрывал» в памяти последнюю встречу с Есениным в доме на Петровском, где висит его другу памятная доска. Тот был уже «никакой», у него, напишет Мариенгоф, уже «были другие глаза», и он был совершенно пьян. Мариенгоф запомнит: поэт, уставившись на ковер на стене с большими красными и желтыми цветами, вдруг дал другу салфетку и сказал: «Вытри им носы». «Это ковер, это цветы», — сказал ему Мариенгоф. Но Есенин вскипел: трусишь, размозжу голову, вытирай!.. И тогда Мариенгоф взял салфетку и стал водить ею по ковру, «сморкая бредовые носы» каких-то детей, которые привиделись другу… Есенин был уже смертельно болен. Это был конец…

Это был конец одной литературной эпохи и начало следующей. Дом на Петровском не пустовал и позже. Здесь в конце 1920-х гг. жил поэт, переводчик, мемуарист Марк Владимирович Талов, у которого бывали поэты Мандельштам (1931), Асеев, Тарковский и др., а также — до 1952 г. — актер и драматург, автор пьесы «Лев Гурыч Синичкин» и других, брат литературоведа-пушкиниста С. М. Бонди — Алексей Михайлович Бонди(он скончается в этом доме) и — с 1930-х до 1957 г. — прозаик, драматург и сценарист (фильмы «Истребители», «Робинзон Крузо», «Соленый пес» и др.), родной брат литератора и прозаика Г. Ф. Кнорре — Федор Федорович Кнорреи его жена — актриса, народная артистка СССР (1954), лауреат Сталинской премии (1941) — Мария Ивановна Бабанова.

214. Пироговская Бол. ул., 35б(с. п.н.), — дом купцов Решетниковых. Ж. — с 1927 по 1934 г., в цокольном этаже, в отдельной квартире — прозаик, драматург, журналист, либреттист, театральный режиссер и актер — Михаил Афанасьевич Булгакови его вторая жена — мемуаристка Любовь Евгеньевна Булгакова-Белозерская.

«Мы верны себе, — напишет об этом доме в воспоминаниях Белозерская. — Макин кабинет синий (Мака — домашнее прозвище писателя. — В. Н. ). Столовая желтая. Моя комната — белая… С нами переехали тахта, письменный стол — верный спутник М. А., за которым написаны почти все его произведения, и несколько стульев… На столе (Булгакова. — В. Н. ) канделябры… бронзовый бюст Суворова, моя карточка и заветная материнская красная коробочка из-под духов Коти…»