Вячеслав Недошивин - Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

И удивительно: несмотря на то что Родина всегда оборачивалась к Платонову своей самой мрачной стороной, он до конца дней оставался социалистом. Беспартийным социалистом. Однажды даже в газете признался: «Чтобы изменить рабочему классу, надо быть подлецом… Перефразируя известную мысль, можно сказать — социализм и злодейство — две вещи несовместные…» Вот только рука художника, может, самого крупного в ХХ в., не могла не вывести на бумаге прорывающейся правды. Вспомните его «мальчика с большой детской головой», или про то, как в рассказе «Фро» человек «касался земли доверчивыми голыми ногами», а «жизнь нигде не имела пустоты и спокойствия»… Или про то, что в «Чевенгуре» говорит его герой: «Вот тебе факт! — указал Копенкин на смолкнувшие деревья. — Себе, дьяволы, коммунизм устроили, а дереву не надо!..»

В письме с фронта, где воевал, напишет мучительно любимой жене: «Любовь, смерть и душа — явления совершенно тождественные». А сам умрет, как и сын, от туберкулеза, в 1951 г., не закончив пьесу «Пушкин в лицее», семь киносценариев, романа «Счастливая Москва», не дождавшись выхода в свет «Чевенгура» и «Котлована», не узнав сравнения его с Достоевским, Джойсом и Кафкой и уж конечно не догадываясь, что в Воронеже ему поставят памятник, а в Москве повесят мемориальную доску на последнем доме его жизни (Тверской бул., 25).

121. Знаменка ул., 9/12, стр. 2(с. н.), — доходный дом И. П. Кузнецова. Ж. — в 1872, 1873 и в 1877 гг. в меблированных комнатах своей родственницы Елены Павловны Ивановой— Федор Михайлович Достоевский. Это один из восьми последних адресов писателя в Москве (см. Приложение № 2 ).

Но мало кто знает, что здесь же, в 1904–1906 гг., жил поэт, критик, издатель, юрист, основатель собственного издательства «Гриф» (1903−1914) — Сергей Кречетов(наст. имя Сергей Алексеевич Соколов) и его жена — поэтесса, прозаик, переводчица и мемуаристка Нина Ивановна Петровская. И в доме у них, отнюдь не знаменитых тогда в литературе людей, бывали, как ни странно, как раз самые знаменитые поэты эпохи — Вячеслав Иванов, Андрей Белый, Бальмонт, Брюсов, Ходасевич и много-много других. Причем трое из названных (Бальмонт, Белый и Брюсов) стали в эти же годы любовниками хозяйки дома. Из «песни», увы, и слова не выкинешь… Причем с Брюсовым роман Нины Петровской длился почти десять лет. И здесь же, в конце 1906 г., и у Сергея Кречетова начался роман с будущей второй женой — актрисой, певицей, беллетристкой Лидией Дмитриевной Рындиной(урожд. Брылкиной).

Рената из романа В. Я. Брюсова «Огненный ангел» — поэтесса и переводчица Нина Петровская

Дом этот Сергей и Нина называли несуразным, бесстильным, «с башнеобразными комнатами-тупиками». «Диваны, кресла, столы, модерн дурного вкуса, купленные без любви к вещам. Тонконогие лампы под шелковыми юбками уныло торчали, словно в мебельной лавке», — вспомнит потом Петровская. Писала, что из окна отсюда видела «пышные закаты и медленные умирания их на причудливой башенке Румянцевского музея» (дома Пашкова). Иногда ей казалось, что вот уйдет она в сумерки, потонет в оснеженных переулках, и «где-то там, под одиноким тоскующим фонарем, под нависающими льдом ветвями», она встретит кого-то, кого не знает… Сюда же приходили лишь «вылощенные мумиеподобные адвокаты и прокуроры и их вертлявые жены в бриллиантах; элегантнейшие артиллерийские офицеры (сослуживцы Кречетова по отбыванию воинской повинности) … разжиренные спекулянты и модные актеры». Потом здесь станут читать до ночи стихи, много пить, и дом перевернется «вверх дном», а соседи, как и сегодня, станут жаловаться домохозяину «на вечный ночной шум».

Сюда, например, создавая альманах «Северные цветы», супруги решили позвать поэта Бальмонта. Первым познакомился с ним Сергей, и когда его жена спросила, какой он, буркнул: «Увидишь сама. Он скоро придет». Часа в три дня он пришел. «Невысокий господин, с острой рыжей бородкой и незначительным лицом… „Я Бальмонт!“ — сказал он и быстро сбросил пальто… Он, — пишет Петровская, — вошел, беглым прищуренным взглядом скользнул по стенам, потом, оглядев меня с головы до ног, сказал: „Вы мне нравитесь, я хочу Вам читать стихи… Только постойте… Спустите шторы… зажгите лампу…“ Спустила, зажгла. „Теперь принесите коньяку… Теперь заприте дверь… Теперь… (он сел в кресло) встаньте на колени и слушайте“… Я двигалась совершенно под гипнозом. Было странно, чего-то даже стыдно, но встала и на колени… Через мою голову время от времени рука поэта тянулась к рюмке. Я, сохраняя неудобную позу, едва успевала ее наливать. И бутылка пустела». Когда вернулся Кречетов, поэт был совершенно пьян. «Здесь не кабак, дорогой Бальмонт», — мягко, но решительно ответил он на требования «продолжения банкета». В комнате, где пьяного заперли, летали стулья, звенела разбитая посуда, пока к часу ночи его не выпустили, к удивлению обоих, почти трезвым.

Но так начались постоянные визиты Бальмонта в эту квартиру и — первый из «знаменитых» ныне романов Петровской, которые окончатся ее самоубийством в Париже в 1928-м. От мужа ее, от Кречетова, в литературе почти ничего не останется, а вот от нее — стихи, книги, огромный том переписки с Брюсовым (она, кстати, станет героиней романа Брюсова «Огненный ангел», он выведет ее в образе Ренаты) и — переведенная ею сказка Карло Коллоди «Приключения Пиноккио», перевод которой (пройдясь «пером мастера») присвоит потом Алексей Толстой. Да-да, сказка «Золотой ключик, или Приключения Буратино» и ныне выходит без упоминания Петровской. Увы, и из этой «песни» слова не выкинешь…

Наконец, в этом же доме в 1894 г. родилась и жила с родителями до 1920-х гг. — поэтесса и переводчица Варвара Александровна Монина(двоюродная сестра поэтессы Ольги Мочаловой и — будущая жена поэта, прозаика и переводчика Сергея Боброва).

122. Знаменка ул., 15(с.), — Ж. — с 1912 по 1913 г. — поэт, прозаик, критик, историк литературы, пушкинист, переводчик и мемуарист Владислав Фелицианович Ходасевичи его будущая вторая жена (обвенчаются в 1917 г.) — красавица Анна Ивановна Чулкова(сестра поэта Георгия Чулкова, в первом замужестве — Гренцион). Тоже, кстати, поэтесса, писала под псевдонимом Софья Бекетова.

Это первая их совместная квартира, которую я называю «счастливым домиком». И потому что поэт был здесь вполне счастлив, и потому, что именно здесь писалась и готовилась к изданию его вторая книга стихов, которую он так и назвал — «Счастливый домик» (1914).

Он ласково звал жену «мышкой». Но она, как я уже сказал, была уже замужем (сюда переедет с сыном от первого брака), у нее были романы (с друзьями Ходасевича: Диатроповым, с Александром Брюсовым, братом поэта) и увлечения, но с Ходасевичем она «тихо сойдется» на долгие 11 лет. Полюбит поэта так, что променяет вполне сытую жизнь не просто на бедность — на голое «небо». «Как пришла любовь, — напишет подруге, — не знаю. Знаю, что люблю Владю очень как человека, и он меня тоже. Нет у него понятия о женщине как о чем-то низком…» И добавит: «Есть еще новость: научилась любить небо. Это большое счастье…» А он, кружа ей голову, даже на книге «Счастливый домик» напишет: «Спасибо за то, что он есть, за любовь, за небо и радость». «Он» в посвящении — это как раз их «домик». Хотя какое там счастье, когда она думала, как бы продать свой рояль и на эти деньги купить им с Владей кровать, стол и стулья, когда с первого месяца начались «печальности»: холодные компрессы на голову поэта, горячие грелки — к ногам. Не знала лишь, что такой теперь и будет вся ее жизнь. И что, бросив ее, он в последнем письме к ней перед бегством за границу с Ниной Берберовой напишет: «Мы не для счастья сделаны…»