Вячеслав Недошивин - Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

Сама Евгения замуж так и не выйдет. От рода Герцыков останутся лишь потомки ее старшей сестры Аделаиды. Они и сохранят литературное наследство сестер.

127. Каланчевская ул., 4/2(с.), — Ж. — с 1928 по 1930 г. — актриса театра и кино, последняя возлюбленная Маяковского, мемуаристка Вероника Витольдовна Полонскаяи ее муж, актер МХАТа — Михаил Михайлович Яншин.

Вот у этого дома, прохожий, притормози! Сюда, на рассвете 14 апреля 1930 г. (по одной версии — в три ночи, по другой — в пять), подошла небольшая, с виду подгулявшая, компания. Провожали девушку, молоденькую, 21 год всего, «прелестную, белокурую, с ямочками на розовых щеках». А уже в восемь утра сюда подъехало такси, и один из недавних провожатых, попросив шофера подождать, поднялся в 17-ю квартиру.

Последняя любовь В. В. Маяковского — актриса Нора Полонская

Это был Маяковский в свой последний в жизни день. Он заберет из дома ту, которую провожал пять часов назад, и увезет ее в комнатку на Лубянку, где жил. В начале одиннадцатого выстрелит себе в сердце и, как сразу решат, именно из-за «прелестной и белокурой» девушки — из-за актрисы МХАТа Норы Полонской, которая и жила на Каланчевской со своим мужем, тоже актером — Михаилом Яншиным.

За два дня до этого поэт, который был бешено влюблен в Нору, поссорился с ней. Он требовал ее развода с Яншиным, настаивал, чтобы она «бросила театр» и переехала к нему, а она, напротив, все больше склонялась к «разводу» с ним. «Он… был мрачен, молчалив, нетерпим, — напишет она потом в книге „Последний год“. — Я была… беременна от него. Делала аборт, на меня это очень подействовало психически, так как я устала от лжи и двойной жизни…» А разговоры по телефону? — пишет она про этот дом. «Телефон был в общей комнате, я могла отвечать только — „да“ и „нет“… Родственникам мужа это казалось очень странным, они косились на меня… Я жила в атмосфере постоянных скандалов и упреков со всех сторон…» И после очередной бурной сцены, когда она «почувствовала, что отношения дошли до предела», она попросила его оставить ее. «Мы расстались во взаимной вражде. Это было 12 апреля…»

Как Маяковскому удалось 13 апреля уговорить ее встретиться вечером у Катаева — неведомо… Известно, что поэт позвонил ей в театр, сказал, что ему очень плохо и что он упомянул ее в письме к правительству, так как считает ее «своей семьей». «Вы не будете протестовать?» — спросил. Она пропустила вопрос мимо ушей… Но ей стало жаль его, гриппозного, раздраженного, несчастного, и она согласилась увидеться у Катаевых. Меньше суток оставалось до его самоубийства. Он и к Катаеву ( Мал. Головин пер., 12), где собралась резаться в карты и пить рислинг небольшая компания, пришел с пистолетом в кармане. Но к картам за весь вечер не притронулся — он, сидя на корзине из-под белья, покрытой медвежьей шкурой, яростно перебрасывался через стол записками к Норе, сначала на блокнотных листках, а потом на обрывках разломанной картонной коробки от шоколада. «Картонные квадратики летали через стол над миской с варениками туда и обратно», — запомнит Катаев. Потом поэт вызвал Нору в соседнюю комнату. Нора пишет, что села рядом с ним в кресло, погладила по голове. Он же прорычал: «Уберите ваши паршивые ноги». «Но… если в начале вечера я возмущалась В. В., была груба с ним… теперь же чем больше он наносил мне самых ужасных, невыносимых оскорблений, тем дороже он мне становился… Но нежность моя раздражала его и приводила в неистовое исступление. Он вынул револьвер. Заявил, что застрелится. Грозил, что убьет меня. Наводил на меня дуло…»

«В третьем часу ночи главные действующие лица и гости — всего человек десять — стали расходиться, — пишет Катаев. — Маяковский торопливо кутал горло шарфом, надевал пальто, искал палку и шляпу, насморочно кашлял… В передней была обычная суматоха, толкотня, назначение свиданий, неразбериха кашне, шапок, пальто, кепок… Слышу трудное, гриппозное дыхание Маяковского. — Вы совсем больны. У вас жар!! Останьтесь, умоляю. Я устрою вас на диване. — Не помещусь…» Другой свидетель напишет: «Начало светать. Мы пешком направились по Головинскому, Уланскому и Садовой-Спасской в сторону Басманной улицы…»

Комната в квартире на Лубянке, где застрелился В. В. Маяковский

Все, что произошло утром в комнате поэта на Лубянке, и известно, и по-прежнему неизвестно. В «Уголовном деле № 02–29» следователь Сырцов записал со слов Полонской: «Он все время был навязчив, и чтобы я сказала ему окончательно о своем решении, что и произошло 13 апреля тек. года при встрече, т. е. что я его не люблю, жить с ним не буду, так же как и мужа бросить не намерена… Просил меня, чтобы я с ним осталась жить хотя бы на одну-две недели. Я ему ответила, что это невозможно, так как я его не люблю…» На допросах опровергла себя же дважды. Одному (Агранову) сказала, что Маяковский направил на нее револьвер, она-де испугалась, что он убьет ее, закричала, выбежала в переднюю, захлопнула дверь и, когда спускалась по лестнице, услышала выстрел. Другому следователю сказала: «Я ответила, что люблю его. Буду с ним. Но не могу остаться здесь сейчас. Я знаю, что Яншин меня любит и не перенесет моего ухода в такой форме… И театр я не брошу… Он спросил: „Значит, пойдешь на репетицию?“ — „Да, пойду!“ — „И с Яншиным увидишься?“ — „Да“. — „Ах так?! Ну, тогда уходи. Уходи немедленно. Сию же минуту…“».

Наконец, Фаина Раневская, которая не только хорошо знала Нору, но входила в круг актрис-однокурсниц Норы, на старости лет скажет: «В десять она оделась и буквально оттолкнула его, на коленях умолявшего бросить театр и остаться. „Уйдешь — больше меня не увидишь!“ — крикнул ей вслед поэт. „Ах, оставь, Володя, эти театральные штучки, — сказала она якобы уже в дверях, — не к лицу тебе они!..“»

Вот и все. Досказать остается малость. В письме правительству, оставленном Маяковским, Полонская действительно названа «членом его семьи». Но ей от него не достанется ничего — все уйдет Брикам и малая часть — сестрам поэта. С Яншиным Нора разведется. Но тем, кому интересна ее дальнейшая жизнь, сообщу: после Каланчевской она будет жить еще по четырем адресам ( Страстной бул., 4; Пушечная ул., 5; Бол. Кисловский пер., 8(н. с.); и до 1980-х гг. — на ул. Гарибальди, 30, корп. 2).