Константин Сотонин - Сократ. Введение в косметику

Итак, чем же отличается Сократ от софистов? – Из того, что сколько-нибудь характерно для софистов, – ничем, кроме того, что Сократ не брал платы за свои беседы; но у нас нет никаких доказательств, что и софисты все брали плату с учеников, да и различие это настолько внешнее, что придавать ему какое-нибудь значение не приходится. Наоборот, сопоставляя Сократа с софистами, мы находим полное соответствие во всём существенном и принуждены признать Сократа типичным софистом, но софистом не рядовым, а одним из главарей софистики, даже, может быть, гениальнейшим её представителем наряду с Протагором.

Но Сократ всё же отличен от типичных софистов и отличен очень значительно; только эти отличия надо искать не в типичных чертах софистики; Сократ отличен от софистов не тем, что у них было, а тем, чего у них не было: Сократ – это типичный софист плюс нечто существенно новое, может быть, также родственное софистике, но созданное и выявленное персонально Сократом; это новое – циник . К рассмотрению этой стороны Сократа мы и перейдём, в качестве введения предпославши рассмотрение Сократа как скептика; потому что скептик – это звено между софистом и циником.

«Ищущим какую-нибудь вещь приходится или найти её, или дойти до отрицания нахождения и признания её невоспринимаемости, или упорствовать в отыскивании. Поэтому, может быть, и в отношении вещей, искомых в философии, одни говорили, что они нашли истину, другие высказались, что воспринять её невозможно, третьи ещё ищут. Воображают себя нашедшими называемые особым именем догматиков , как, например, последователи Аристотеля, Эпикура, стоиков и некоторые другие; как о невосприемлемом высказались последователи Клитомаха, Карнеада и другие академики , ищут же скептики » – так начинает Секст Эмпирик свою первую книгу «Пирроновых положений», этой систематизации скептицизма. Искание истины – вот характерная черта скептицизма, отличающая его от дающего положительное учение догматизма и от отрицающего возможность достижения истины агностицизма; эмоционально эти три направления могут быть охарактеризованы (и Секст даёт приблизительно такую характеристику) – догматизм самодовольным успокоением, агностицизм отчаянием, скептицизм надеждой; скептицизм может быть также охарактеризован как устремление, движение, потребностьпрогресса, в противоположность покою, остановке, отказу от прогресса в догматизме и агностицизме. Не важно, что на практике скептики часто переходили к агностицизму и стремились к прогрессу менее, чем многие догматики, – реальность редко даёт чистые несмешанные формы, а при условности обозначений именующийся догматиком может оказаться иногда больше скептиком, чем некоторые из слывущих скептиками. Важна принципиальная и очень меткая характеристика, данная Секстом, трёх основных форм отношения к науке; и в дальнейшем мы будем исходить из понимания скептицизмаисключительно как философии искания.

Самая характерная черта, отличающая Сократа от всех предшествующих и современных ему философов – его скептицизм.Неустанная борьба с успокоившимися в самодовольстве всезнания путём доказательства, что они ничего не знают; борьба против засилья авторитарных норм против успокоения на не требующих самостоятельной мысли традициях, против закоснелой рутины жизни; пробуждение заснувших, побуждение ленивых к постоянному движению вперёд; указание отчаявшимся путеводной звезды, пробуждение в них надежды, – вот работа всей жизни Сократа, его громадная заслуга, которую он сам вполне сознавал, которую он выразил замечательным сравнением себя с оводом (или шпорой – μύωψ ), побуждающим ленивого и неповоротливого коня – своих слушателей – к движению вперёд; заслуга, за которую Сократ с полным сознанием своей правоты требовал награды в виде содержания его на общественный счёт в Пританее; заслуга совершенно исключительная и, по его собственному признанию, неповторимая: «Ещё никогда не бывало для вас в нашем городе большего блага, чем это моё служение богу» (Апология 30 А ); «Нелегко вам будет найти другого такого человека…; вот для этой-то роли, кажется мне, и послал меня бог в наш город, чтобы я, не переставая, понукал и убеждал и бранил вас, каждого в отдельности, целыми днями досаждая всем и всюду» (Апология 30 Е ).

Сократ – основатель скептицизма, философии искания, неустанного прогресса науки.Таким он встаёт перед нами в ранних сочинениях Платона – в «Апологии», «Протагоре», «Критоне», «Евтифроне», «Лахете», «Хармиде»; уже Грот, а вслед за ним и Стюарт, назвали эти диалоги «диалогами искания» – Dialogues of Search [18] Речь идёт об английском политическом мыслителе Джордже Гроте (1794–1871), авторе работ по истории и философии античной Греции, среди которых был труд о связи платонизма и учения Сократа, вводящий понятие платоновских «диалогов о разыскании [истины]»: Grote G . Plato and the Other Companions of Socrates. Vol. I–IV. Vol. I. London: John Murray, 1867. P. 235–247. Шотландский историк античной философии Джон Александр Стюарт (1846–1933) позднее использовал этот термин в «Заметках к “Никомаховой этике” Аристотеля»: Stewart J. A. Notes on the Nicomachean Ethics. Vol. I–II. Vol. I. Oxford: Clarendon Press, 1892. P. 138. ) и видели в них отражение истинной сократики, вся сущность которой исчерпывалась исканием. Исканием чего? Для Сократа, больше чем для кого-нибудь другого, философия есть чисто практическая наука, имеющая своей единственной целью помощь человеку в его стремлении и достижении блага. К благу стремятся все люди и стремятся только к нему; но Сократ видел, что люди стремятся к благу безотчётно, руководясь какими-то смутными представлениями о нём, и потому постоянно сходят с правильного пути, ошибаются, разочаровываются или упорствуют в уверенности, что идут к благу, идя в обратном направлении. Знание – единственный надёжный руководитель в деле достижения блага; знать – значит отчётливо представлять свою цель и двигаться к ней безошибочно. Поэтому единственная цель исканийСократа – точное знание, и именно знание того, что единственно важно для философии, что, в конечном счёте, единственно важно для человека – знание добра, блага в его отличии от зла. Впрочем, первоначально Сократ ставит вопрос более узко, более субъективно – он ищет не знания того, что такое добро и зло, а знания того, что такое добродетель, что значит, что человек поступает хорошо или дурно. Для Сократа, мыслившего всегда аналогиями, с самого начала было ясно только одно: как невероятно, чтобы человек, не зная способа играть на лире, смог взять лиру и сколько-нибудь удовлетворительно играть; как невероятно, чтобы человек, не знающий способа управления лошадьми, мог сесть в колесницу и управлять, – так невероятно, чтобы человек, не знающий способов делания добра, добродетели, смог быть добродетельным. Эту свою мысль Сократ и выразил схематически положением: добродетель есть знание, имея в виду, конечно, сказать только, что в основе добродетели лежит некая техника, умение, знание, и что быть добродетельным без знания соответствующей техники так же невозможно, как и быть музыкантом; это положение имеет не больший смысл, чем положение: игра на лире есть знание; и учёные, находящие в этом положении утверждение какого-то интеллектуализма в этике, искажают его значение, значение безусловно большое, но иного рода. Значение этого положения – в осознании необходимости особой чисто практической науки, которая руководила бы человеческим поведением(назвать ли её этикой или как-либо иначе). Впрочем, если угодно, это признание необходимости нормативной, технической, прикладной науки о поведении можно рассматривать как интеллектуализм, – если под не-интеллектуалистическими воззрениями понимать те, по которым благо достигается легче и вернее, если человек будет руководствоваться не знаниями, а инстинктом, неосознанными побуждениями изнутри организма, смутными влечениями; но такой антиинтеллектуализм будет проповедью возвращения к животному состоянию, отрицанием ценности культуры и всей науки; если так, то Сократ, конечно, интеллектуалист уже как скептик, как побудитель к постоянному прогрессу. Однако, как мы видели уже в отделе об этическом релятивизме Сократа, его обоснование поступка на знании отнюдь не есть примат ума над чувствами или волей, а интеллект становится надёжнейшим орудием чувств (и воли, если это не одно и то же): поступок, поведение по-прежнему руководствуется чувствами, потребностями, влечениями; но знание этих чувств, потребностей, а также способностей даёт человеку возможность построить своё поведение так, чтобы те же чувства и пр. удовлетворялись с большей полнотой. Совершенно ту же роль играет у Сократа и знание добродетели.