Анна Ямпольская - Искусство феноменологии [litres]

Творчество Кандинского «безразлично к истории» [314] Henry M. Voir l’invisible. P. 216. , вторит Мальдине Мишель Анри, но для него это безразличие есть свобода от истории, выход в измерение вечности. Хотя «в наш исторический момент» мы привыкли видеть в историческом анализе привилегированный «способ доступа к произведениям искусства и их подлинному смыслу», сущность искусства, как и сущность жизни – в вечности, а вовсе не в истории [315] Henry М. Voir l’invisible. Р. 216–127. . Мы – живые – претерпеваем жизнь, и в этом претерпевании, пассивности жизни по отношению к самой себе и есть суть страстно-страдательной субъективности, которую пробуждает искусство. Искусство Кандинского, считает Анри, открывает нам сущность жизни, которая обладает иной – вневременной – подвижностью. Если воспользоваться образом из стихов Марии Степановой, то можно сказать, что «жизнь продолжает себя» не историей и памятью, а рождением и смертью. Диалектика жизни не подразумевает экстатического выхода из себя, не подразумевает самоотрицания; ее прототипом служит алхимическое превращение свинца в золото, а не противопоставление того, что было – тому, что стало [316] Henry М. Marx. Vol 1. Une Philosophie de la realite. Paris: Gallimard, 1976. P. 138–142. . Преображение печали – в радость, муки – в восторг не означает отрицания, отмены предыдущей стадии аффективной жизни. Жизнь души – как и Божественная жизнь – не знает отчуждения [317] Анри подчеркивает, что лютеровский перевод «умаления» (Фил. 2:7) как «отчуждения» положил начало превращению диалектики Парацельса в диалектику немецкого идеализма (Henry М. Marx. Vol 1. Р. 145–147). : хлеб и вино становятся Плотью и Кровью, не переставая быть хлебом и вином [318] Henry M. Marx. Vol 1. P. 145. . Именно таково то духовное преображение, которое вызывают в нас работы Кандинского, считает Анри: трансформация субъективности не подчиняется закону исключенного третьего.

Как мы видели в предыдущей главе, Мальдине описывает трансформацию субъективности в совершенно других терминах. С его точки зрения, эстетический опыт может быть трансформативным в той и только в той мере, в которой он является событийным. Как мы уже говорили, для Мальдине преобразование субъекта – это не эволюция, а революция: он описывает преобразование смысловых структур в терминах катастрофы, разрыва, разрушения; это не просто трансформация, преобразование, а поистине трансфигурация, преображение. Патический момент есть не только момент страдания и боли: «испытание» не просто меняет, оно «учит нас» [319] Maldiney H. Penser l’homme et la folie. P. 111. Русский перевод см. Мальдине А. О сверхстрастности. С. 171–174. , и это обучение возможно лишь благодаря смысловому характеру, присущему патическому. Через исходное чувственное ощущение, через αϊσθησις я соприкасаюсь с внутренней нестабильностью бытия, составляющей его подлинную реальность. Другими словами, эстетический опыт как опыт, размыкающий мир, – это всегда опыт непонимания, опыт нарушения ожиданий. Но именно нарушения ожиданий, слома и восстановления смысловой структуры и не хватает Мальдине в работах Кандинского, они представляются ему чересчур гармоничными и схематичными, в них слишком сильно проявляется суверенный замысел художника [320] Maldiney Н. Regard Parole Espace. Р. 187–188. . Само их совершенство представляет собой своего рода дефект: в них нет пустот, нет нехватки [321] Maldiney Н. Ouvrir le rien, l’art nu. P. 272. ; и эта нехватка нехватки и порождает тревогу [322] Maldiney H. Regard Parole Espace. P. 108. , тревогу, в которой отражается клаустрофобный, почти шизофренический опыт контроля над миром и самим собой.

Итак, и Мишель Анри, и Мальдине видят в живописи Кандинского пример искусства, свободного от опыта мира и опыта времени; будоражащее воздействие, которое оказывают на зрителя его работы, представляет собой опыт радикального автоаффицирования, не подразумевающего контакта с миром; тот, кто переживает его работы, претерпевает особую трансформацию, которая носит вневременной и внеисторический характер. Если эти философы не согласны в оценке его творчества, то это связано с метафизическими расхождениями между ними. Каждый из них молчаливо предполагает, что ему известен «подлинный» смысл радикального преобразования субъекта: для Мальдине такая метаморфоза – это преображение, это событие в истории жизни, предполагающее потерю и последующее обретение смысла, для Анри такая метаморфоза – это транссубстанциализация, свободная от диалектики отрицания и исторического становления, это превращение. Но должна ли феноменология подчинять себя метафизике? Не является ли вторжение метафизических предпосылок в феноменологию отказом от философской трезвости, заповеданной нам Гуссерлем? Неслучайно и Мальдине, и Анри больше исследуют теоретические работы Кандинского, чем его картины. У философа всегда есть соблазн подменить дескрипцию опыта встречи с произведением искусства исследованием эстетической концепции ее создателя, подгоняя ее под свои взгляды, как это делает Мишель Анри, или же полемизируя с ней, как это делает Мальдине. Как мы знаем, любая дескрипция опыта содержит определенные погрешности, передержки, искажения – и поэтому так важно сообщество философов, сообщество феноменологов; феноменологическая работа должна быть коллективной, потому что каждая следующая дескрипция, каждый новый анализ не исключают предыдущие, но дополняют их, воспроизводя свойственную опыту размерность глубины. Именно так, я думаю, следует воспринимать спор между Мальдине и Анри о Кандинском.

Теперь мы обсудим вопрос о том, каким именно образом радикальное преобразование субъекта связано со словом; в этой главе речь пойдет о том, как то, что субъект говорит о самом себе (будь то Богу, друзьям или психотерапевту), связано с этим преобразованием. Возникновение истории – пусть в качестве «физиологии и малой истории» отдельной жизни, в форме исповеди или рассказа о себе, преобразование субъекта как его возникновение в качестве субъекта, в качестве субъективации, противоречивая связь моей личной истории и истории других, связь моих собственных слов и чужой речи – вот те основные проблемы, с которыми мы будем иметь дело в этой части.