Петер Слотердайк - Солнце и смерть. Диалогические исследования

XX век – эпоха политических психозов, ядро которой повсеместно составляют психозы, вызванные переформатированием и стрессом смены пространств. Они всегда переживаются как нарушение причастности и принадлежности. Вырванные <���из прежнего сообщества и интимного пространства> одиночки уже не знают, как и где они живут, с кем взаимно принадлежат друг другу, в каких форматах они коммуницируют, что они могут конвертировать, а что – нет. Они не знают больше, кто они сами и кто – другие, и они не могут знать этого, ведь такое знание возникает, как можно показать сферологически, всегда только там, где существуют и расцветают достаточно хорошие исходные сферы, которые могут быть перенесены на внешнее без страха утратить себя: это были бы современные эквиваленты культур, обладающих «чувством простора», которые описаны Фробениусом. Социальная философия вводит тут в игру традиционный аргумент: типичные социопаты современного общества – в особенности индивиды со склонностью к правому экстремизму – страдают от недостатка «признания»; это выражение, которое неоспоримо происходит из мира понятий молодого Гегеля. Но с помощью концепта обеспеченного или отклоненного признания – столь неотвратимо связанного с риторикой интеграции – можно описать лишь то, что лежит на поверхности. Микросферология более основательно и глубоко заглядывает в структуры отношений человеческой причастности и принадлежности – и в их деформации. Фактически модерн неотделим от политических пустотелых построек и разыгрывающихся в них истерий. То, что психотизированные люди в такие времена начинали страдать нарушением способности суждения и сбиваться в безумные псевдокоммуны, есть следствие их положения. Псевдокоммуны или социальные пустотелые псевдопомещения основываются на системах безумия, которые в конечном счете всегда имеют форму обещания – спасения-посредством-уничтожения, – именно это более всего подходит людям с фундаментальным нарушением витальной способности суждения. Только так бесчисленное количество немцев могло собраться под руководство вульгарного ангела смерти Гитлера.

Системы безумия этого рода имеют много больше общего с системами нормальности, чем обычно принято полагать, ведь все современные национальные общества могут существовать только как воображаемые сообщества, все они, вместе взятые, в какой-то мере представляют собой пустотелые конструкции. Такие imagined communities – выражение введено в оборот Бенедиктом Андерсоном [175] Бенедикт Андерсон (р. 1936) – английский исследователь, профессор Корнелльского университета. – в принципе ненадежны и в высокой степени фиктивны, они лишь ненамного больше отстоят от границы безумия, чем откровенно психопатическая политика. Филипп Лаку-Лабарт говорит в этом контексте о политической фантастике – точно так же, как говорят о science fiction , о научной фантастике. В соответствии с этим описанием население национальных государств, какими мы их знаем сегодня, представляет собой единство из области политической фантастики в чистом виде. Главная цель современной политики состоит в том, чтобы объединить головокружительное число людей под одной общей этнокультурной крышей и предложить им программу занятости и социального обеспечения.

Поэтому, полагаю я, современные нации можно понять лучше всего, если рассматривать их в политическом прибежище-приюте – а именно, как ни парадоксально это звучит, в прибежище у себя на родине – в приюте для местных. Приют – это прибежище, то есть место, где укрывается тот, кто лишился корней и находится под угрозой. Сегодня такие прибежища существуют не только для тех, кто бежал за границу, но точно так же и для тех, кто живет на родине, но чувствует себя находящимся под угрозой и виртуально лишенным корней. Национальные прибежища-приюты поддерживают необходимую иллюзию укорененности, территориальной неприкосновенности, общего крова – там, где эта функция прибежища не срабатывает, начинается насилие. Уже нельзя сказать, что политика социального призрения – лишь часть внутренней политики, лишь одно ее направление в ряду других, – нет, это сегодня сердцевина политики вообще. Традиционное различение резидентов, проживающих на родине, и эмигрантов уже не отвечает сложившимся отношениям; есть только отношения между эмигрантским большинством и эмигрантским меньшинством.

Я только что употребил выражение «необходимая иллюзия». Это – часть того словаря, благодаря которому вводится новый дискурс об условиях успешной жизни в конечном мире. Человечество охватил сегодня невиданный, чудовищный процесс, в котором происходит смешение и мобилизация, который полон рисков и который приводится в движение в том числе и весьма иллюзорными представлениями о том, что все можно совместить со всем и смешать со всем. В противоположность таким иллюзиям, сферологический анализ напоминает о конечности времени жизни, об ограниченности мест и об ограниченности внимания, которое можно будет уделить отнюдь не всему и не всем, о скудости моральных энергий, о драгоценности общих воспоминаний, которые к чему-то побуждают; безответственная иллюзия – полагать, что резервы причастности и участия человека в человеке неисчерпаемы. Они всего лишь слишком велики. От усталости проистекает больше зла, чем от злобы, – но в христианстве, как и у традиционных левых, упорно бытует неверное описание этого эффекта, при котором используются понятия «равнодушие» и «леность сердца». Утомляемость слишком быстро ассоциируют с виной. А что, если в ней всего лишь ясно дают о себе знать те границы, в которых существует общество? Здесь очерчен, по видимости, консервативный, а на самом деле – прагматический горизонт интересов.

Именно из представления о хорошей жизни, которая может защищать, возникает стремление обеспечивать и защищать социальные биотопы – стремление, которому надо помочь найти свое выражение в нереакционных и нерепрессивных формах. И культурная политика левых тоже должна принимать это в расчет, способствуя локальному импульсу, сферической потребности достичь удовлетворенности, прибегая к нереакционным средствам. Если она не справится с этой социально-экологической задачей, то взрывов не избежать. Мыслить одновременно и конечность, и открытость – вот в чем будет заключаться суть дела.

Г. – Ю. Х.:«Одна Земля стóит всех остальных небес». Это, как мне представляется, один из ключевых тезисов книги «Глобусы», представляющей собой второй том Вашей трилогии о сферах. Несколько провокационно, почти резко Вы отвечаете на речь Фрейда, в который он заявил, что коперниковский переворот – это оскорбление для человека, который всегда склонен к нарциссизму. Вы говорите, что для человека было отнюдь не оскорбительно, когда его лишили положения в центре, – скорее, осознание удаленности от центра окрылило его: когда Коперник совершил переход от геоцентризма к гелиоцентризму, Земля обрела свободу, превратившись в светило среди светил, в звезду из звезд.