Петер Слотердайк - Солнце и смерть. Диалогические исследования

Мне представляется, что Ваши рассуждения о макросферологии можно толковать как попытку по-новому определить отношение к космосу и к соотношению величин в нем. Вы предлагаете способ, каким можно преодолеть принижение человека современным психологизмом. Я хотел бы задать вопрос: где, по Вашему мнению, нужно определить ту точку в истории и философии, привязавшись к которой можно было бы побудить возникновение сознания, не испытывающего трудностей при встраивании в мир и при создании мира? Правильно ли я понял Вашу вторую книгу о сферах, увидев в ней, помимо прочего, постановку проблемы субъективной космогонии?

П. С.:Тут не следует идти напрямик – куда лучше продемонстрировать то, где произошел поворот, который привел в тупик, в котором все разладилось. Для этого лучше всего начать с перелома в космологическом мышлении европейцев – перелома, после которого мы стали считать себя людьми Нового времени. Если у нас и в самом деле есть основание полагать, что мы живем в эпоху, коренным образом отличающуюся от той, в которую жили наши предки, и совершенно не похожи на них – не в биологическо-антропологическом смысле, а в том, что касается изменения картины мира, – тогда сознание этой отличности основывается на переломе, который мы связываем с именем Коперника. Это для нас по-прежнему рубеж, отделяющий новое от старого. Новое время – период, когда получает распространение принципиально новое представление о положении человека в космосе, воспринимаемое как очевидность; это посткоперниканское время, то есть время, когда процитированный Вами тезис «одна Земля стóит всех остальных небес» превращается для европейцев в истину. Этот поворот потребовал наглядного воплощения. К числу отличительных особенностей Нового времени – ныне на них не обращают особого внимания – относится особый способ изображать положение человека в космосе: оно изображалось при помощи двух шаров, а именно – глобуса небес и глобуса Земли, которые, распространившись повсеместно, оповестили всех о начале развития метафизики, выразившей свойственный Новому времени взгляд на conditio humana . Хайдеггер в своем эпохальном сочинении «Время картины мира» (1938) забыл упомянуть об этом двойном глобусе, хотя он мог бы получить таким образом мощное подкрепление своих аргументов. Космографы Нового времени делали оба глобуса, как правило, строго одинаковыми по размеру, с одним и тем же сечением, и водружали их на совершенно одинаковые подставки, так что все различие сводилось к различию цвета – синевы космоса и голубизны океанов – и, разумеется, к различию предметного содержания: в одном случае шар был покрыт фантастическими комбинациями звезд, а в другом на нем изображались контуры земных континентов. Космографы придавали большое значение идентичности форм глобуса небесного и глобуса земного. Трудно удержаться от мысли, что уже самим выбором формата они приравнивали Землю ко всему остальному космосу. И первые их клиенты, подвергнутые такой глобализации-глобусизации в Новое время, – правители, ученые, торговцы, мореплаватели, первые землепроходцы, – явно хотели видеть перед собой такое изображение Земли, которое соответствовало бы приоритетному статусу нашей планеты в системе мира.

Так что глобус Земли – который, как и его парное дополнение, делался все более и более массивным, – выражал отнюдь не космологическое оскорбление, а его прямую противоположность – чего не смог взять в толк Фрейд, потому что он, во-первых, не обладал детальными познаниями в области истории идей, истории менталитетов и истории сообщений в XVI веке, а, во-вторых, потому, что он поддался на обман той сказки, которая была придумана для образования граждан в XIX веке, – сказки о том, что центральное расположение Земли в птолемеевско-аристотелевской картине мира было предпочтительным, приоритетным положением. На самом же деле у Аристотеля и его последователей физическая середина мира представляла собой презренный низ, космическую клоаку, место порчи, место движений, приводящих к концу, и место смерти – место, в котором именно по этой причине находились величайшие кладбища в подлунном мире. Католические космографы отнюдь не случайно поместили свой ад в центр Земли, то есть в самую что ни на есть середину космоса. Староевропейская картина мира инферноцентрична, а потому являет собой прямую противоположность нарциссической конструкции, при которой происходило бы любование своим центральным положением. Она, скорее, выражает типичное для всех великих метафизических систем принижение человека перед недостижимыми небесными пространствами. Таким образом, никак нельзя сказать, что Коперник оскорбил человека. Скорее, можно было бы употребить выражение «геоцентрическое оскорбление» применительно к прежней картине мира, потому что известно – в ней физический центр считался наихудшим местом. Старый Эразм, который усвоил представление о космическом убожестве христианского населения Земли, только покачал головой, прослышав о смелых затеях коперниканцев, и заметил: «Они со всей серьезностью хотят сделать из Земли какую-то звезду!» На этом фоне только и становится понятно, каким громовым ударом в литавры должна была бы сопровождаться весть об освобождении Земли от центрального положения. Такой вздох космологической свободы как раз и символизировал для европейцев прошлого глобус Земли, который находился не в центре, а был поставлен в один ряд с глобусом небес. Для тех, кто любит философские обобщения, можно присовокупить к сказанному следующее замечание: освобождение от места в центре – не важно, освобождение Земли или освобождение «субъекта», – идет только на пользу реальному человеку, и лишь защитники тех систем иллюзий, которые господствуют ныне, противятся такому повороту событий. Кстати, ни один космограф в период между 1500 и 1830 годами не мог претендовать на признание его мастером своего дела, если он не изготовил пару глобусов – небесный и земной. И с точки зрения ремесленника, прикидывавшего стоимость работ, Земля стоила ровно столько же, сколько вся остальная Вселенная.

Сказка Фрейда про три оскорбления – всего лишь версия сказки о черте с тремя золотыми волосками. Впрочем, тема оскорбления сама по себе чересчур серьезна, чтобы портить ее неверными примерами. Люди Нового времени были оскорблены в своем нарциссизме отнюдь не лишением центрального положения, а постоянной экспансией механического, все более и более умалявшей иллюзию существования душ. В самом деле, и в Новое время и еще долго после него существовало воспринимаемое всеми оскорбление – само существование машин оскорбляло человека, умаляя его представление о собственном величии и возможностях; а вот так называемое открытие бессознательного оскорблением человека вовсе не было <���вопреки утверждению Фрейда> – это было не оскорблением, а лестью. Теория Фрейда была соблазнительна для его клиентов – благодаря тому, что утверждала, будто в их личной собственности находятся чарующие тайны. Идя по стопам психоанализа, мы ничуть не приблизимся к пониманию того, как была создана современная картина мира. Скорее, нам следует пойти по направлению к самим вещам – и задаться вопросом: а что, собственно, изображает глобус небес? Ведь этот второй глобус обозначает что-то с философской точки зрения. Из двух шаров он более удивителен, он – почти оккультный предмет: во-первых, потому, что в современную эпоху он совершенно вышел из употребления, ведь уже на протяжении почти двух веков – точнее, с 1830 года – мы больше не умеем читать небесный глобус; во-вторых, он представляет собой объект, заслуживающий осмысления поскольку дает наглядное представление о том, чтó вкладывалось классической философией в понятие природы, или тотальности сущего. Когда мы говорим о Целом – об Универсуме или о том holon , которое превратилось в универсальное заклятие холистов, – мы сегодня, как правило, уже не вспоминаем, что вплоть до того времени, когда умер Гегель, существовало впечатляющее своей массивностью средство придать этому целому наглядность – глобус небес. То, что он изображал, было древним Небом-Ураном, больше известным под именем Космоса. На нем классические созвездия были показаны не такими, какими их «опознавал» человеческий глаз, взирающий по ночам с Земли на небеса, а такими, какими они выглядели извне – как если бы Целое виделось из-за пределов Космоса, снаружи. Таким образом, можно сказать, что небесный глобус репрезентировал видение мира богом – для домашнего употребления. Но с уходом в XVII веке в небытие представления о небесном своде классическая космография была обречена на закат – стоит, однако, отметить, что закат этот происходил весьма медленно, поскольку иллюзия небесного свода-шара как непроницаемого универсума – сохраняющего контейнера была слишком ценна психосемантически в человеческом обиходе – слишком ценна, чтобы люди из чисто научных соображений могли в одночасье от нее отказаться. Однако процесс начался, и остановить его было невозможно. Глобусу небес пришлось исчезнуть, Земле пришлось остаться в одиночестве, в состоянии космологического одиночества пришлось оказаться и людям.