Карл Зигмунд - Точное мышление в безумные времена. Венский кружок и крестовый поход за основаниями науки

Рудольф Карнап готовился разменять пятый десяток. У него сложилась незаурядная международная репутация, но так и не было стабильной работы. В философских институциях немецкоговорящих стран преобладал идеализм, так что никто не ждал там автора «Мнимых проблем в философии» и «Преодоления метафизики» с распростертыми объятиями.

Однако и тут все уладил верный Филипп Франк. Он нашел способ организовать кафедру философии на факультете естественных наук в Праге, идеально подходящую для Карнапа. Обосновал он это тем, что современная квантовая механика вот-вот даст новые ответы на древние философские головоломки, касающиеся детерминизма, вероятности, витализма и свободы воли. В этих областях физикам очень пригодился бы философ. В некотором смысле назначение Карнапа можно представить себе как изящное quid pro quo [354] 354 Одно вместо другого (лат.). : полжизни назад в Вене была создана кафедра для ученого из Праги (Эрнста Маха), так что теперь, пожалуй, было бы только уместно, чтобы из Вены пообщаться с пражскими учеными приехал философ.

Карнап вступил в должность осенью 1931 года. Он покидал Вену с тяжелым сердцем, и Венский кружок так же неохотно отпустил его. «Невыносимо думать, что наши вечера по четвергам теперь будут проходить без тебя» [355] 355 Письмо Шлика Карнапу, 7 августа 1930. , — вздыхал Шлик. А Карнап, вспоминая об этом, писал: «Моя жизнь в Праге без кружка была более одинокой, чем в Вене» [356] 356 Carnap, 1963. .

Но были у этого и светлые стороны: вместе с Карнапом в Прагу поехала и Ина Штёгер. Они долго спорили, можно ли ему представлять ее словами «а это моя жена». Ведь официально они не были женаты. Но в конце концов они решили уступить требованиям общества и связать себя узами брака. Карнап писал Шлику: «Восьмого февраля [1933 года] мы сочетались гражданским браком. Так что теперь я снова законопослушный добропорядочный гражданин. Поскольку брак никак не повлиял на нашу жизнь, церемония не имела для нас большого значения, однако было забавно, что нам и Франкам, которые были у нас свидетелями, пришлось выслушать официальную речь на чешском, не поняв ни единого слова, и еще забавнее — когда мы вынуждены были повторить несколько фраз по-чешски слово в слово» [357] 357 Письмо Карнапа Шлику, 5 марта 1933. . Как видно, чешский давался Карнапу труднее, чем эсперанто.

Карнап часто бывал в Вене и не терял тесных связей со своими друзьями-философами. В дневнике дни, проведенные в Праге, зачастую остаются без записей, а венские странички полны описаний встреч и оживленных диспутов.

Главным итогом пражского периода в жизни Карнапа было завершение второй большой книги — «Логический синтаксис языка» ( Logische Syntax der Sprache ). Этот набор идей был задуман, а затем развит под влиянием Курта Гёделя и направлен против витгенштейновского утверждения, что говорить о логической структуре утверждений невозможно. Они просто «являются», сказал как-то Витгенштейн. Карнапа это не убедило.

Ина и Рудольф Карнап: наконец-то добропорядочная семейная пара

Переломный момент наступил, пока Карнап был еще в Вене, за несколько месяцев до переезда в Прагу. Карнап вспоминал: «После того как я несколько лет размышлял над этими проблемами, вся теория структуры языка и возможные способы применения ее в философии явились мне, словно видение, бессонной ночью в январе 1931 года, когда я был болен. Назавтра, еще в постели, в горячке, я наспех записал свои соображения на сорока четырех листах под заголовком «Опыт металогики». Эти стенографические заметки были первой версией моей книги «Логический синтаксис языка» (1934)» [358] 358 Carnap, 1963. .

Под «логическим синтаксисом языка» Карнап понимал формальные правила языка независимо от значения его символов или смысла выражений. Различие между синтаксисом и семантикой, то есть между закономерностями последовательностей символов и тем, что они обозначают в реальном мире, стало определяющей чертой металогики Карнапа, которая черпала вдохновение и в представлениях Давида Гильберта о формальных выражениях как последовательностях символов, не имеющих отношения к смыслу. С такой точки зрения можно не просто проводить логические рассуждения в конкретной системе, но и переходить из системы в систему. Витгенштейн и Рассел изучали Логику и Язык с большой буквы, единственные в своем роде, а Карнап применял более общий подход логического синтаксиса , который позволял сопоставлять любое количество разных логических систем. Ни одна из них не занимает привилегированного положения, примерно как в теории относительности не бывает привилегированных систем отсчета.

Такое представление привело Карнапа к формулировке принципа толерантности — это выражение прекрасно знакомо математикам: выбор системы — это вопрос договоренности. Это как выбирать, какие аксиомы геометрии применять: вопрос прагматики и вкуса, а не абсолютной истины. «Наша задача — не устанавливать запреты, а делать выводы, — писал Карнап. — В логике нет никаких моральных принципов. Каждый волен выстроить собственную логику, то есть свою собственную разновидность языка, как пожелает. Если кто-то хочет обсуждать конкретную логику, он должен сначала декларировать свои методы; больше ничего и не требуется» [359] 359 Carnap, 1937. .

В личных отношениях Карнап тоже был эталоном толерантности. Его гость Эрнест Нагель был в восторге: «Он один из тех немногих, с кем не нужно соглашаться, чтобы тебя поняли» [360] 360 Nagel, 1936. .

Однако при всей своей толерантности Карнап вдребезги рассорился с абсолютно нетолерантным Витгенштейном.

С точки зрения Венского кружка, любое знание должно строиться на опыте. Так, мы читаем в манифесте: «Смысл каждого научного высказывания должен быть установлен через сведение к какому-нибудь высказыванию о непосредственно данном ( das Gegebene )». Но что такое «непосредственно данное»? В этом между членами кружка не было полного согласия. Даже среди авторов манифеста.

По мнению Карнапа, непосредственно нам даны чувственные данные , играющие у него ту же роль, что ощущения у Эрнста Маха. А по мнению Отто Нейрата, это было опасное приближение к солипсическим представлениям, основанным на личном восприятии. Нейрат такого не терпел, как и всех прочих идеалистических верований. Для него непосредственно данным были факты окружающего мира, а не чувственные данные. А конкретнее, камень есть камень, даже если его не пинать.