Арман Николи - Фрейд и Льюис. Дебаты о Боге

Фрейд также вспоминал разговор с матерью, которая сказала ему: «Все мы созданы из земли и в землю возвратимся». Мальчик выразил сомнения в правоте этого суждения. Тогда мать представила ему «доказательство». «Мать начала тереть ладонь об ладонь – как если бы делала клецки, только между ладонями не было теста, – и показала мне темные чешуйки кожи, возникшие от трения: это доказывало, что мы сделаны из земли. Мое изумление при виде этого было безграничным, и я смирился с мыслью, формулировку которой услышал позже: Du bist der Natur einen Tod schuldig (Природе ты обязан смертью)» [501] Freud, Interpretation of Dreams , in The Standard Edition of the Complete Psychological Works , vol. IV, p. 205. .

В одном письме от 1914 года Фрейд рассуждает о войне, опираясь на опыт работы с пациентами. «Психоанализ показывает, что примитивные варварские разрушительные влечения у человека не исчезают, но сохраняются, хотя и вытеснены из сознания». Эти импульсы «ждут возможности» выйти наружу, а война им такую возможность предоставляет, и потому войны возникают снова и снова. Человечество стало более образованным, но знания приводят лишь к тому, что войны случаются чаще и становятся более разрушительными. Это объясняется тем, «что наш разум хрупок и несамостоятелен, так что он становится игрушкой наших влечений и чувств» [502] Jones, The Life and Work of Sigmund Freud , vol. II, p. 368. .

Война показывает, что наши глубинные влечения остаются такими же, какими были у наших примитивных предков, и под слоем современной вежливости таятся варварство и грубость. Войны демонстрируют, что «нашему бессознательному недоступна мысль о смерти, мы готовы убивать чужаков и испытываем противоречивые чувства к тем, кого любим, а потому во всем остаемся дикарями» [503] Freud, Thoughts for the Times on War and Death , in The Standard Edition of the Complete Psychological Works , vol. XIV, p. 299. .

В 1914 году, в статье под названием «Размышления о войне и смерти», Фрейд делится одним любопытным наблюдением: наше бессознательное не осознает смерти. Наша психика устроена так, что мы нацелены на вечное бытие. «Наше бессознательное, – пишет Фрейд, – не верит в нашу смерть; оно ведет себя так, словно мы бессмертны» [504] Ibid. , p. 296. . Мы не способны «представить нашу смерть, а когда пытаемся это сделать, все равно остаемся по сути дела зрителями. И потому ни один человек не верит в то, что он умрет» [505] Ibid. , p. 289. . Фрейд не пытается истолковать этот шокирующий вывод с философской точки зрения. Вероятно, Льюис мог бы сказать, что наш ум отвергает мысль о смерти по той причине, что смерть не входила в изначальный «замысел о творении».

В конце статьи о войне и смерти родоначальник современного психоанализа приходит к любопытному заключению: «Если хотите вынести жизнь, готовьтесь к смерти». Фрейд понимал то, что давно знали многие психиатры: для полноты жизни нам необходимо решить проблему смерти. Если она не решена, человек тратит слишком много сил на то, чтобы отрицать смерть, или же мысль о ней становится навязчивой. Несложно понять, как справлялся с этой проблемой сам Фрейд. Смерть стала его навязчивой и пугающей идеей. Он окутал ее суевериями и постоянно думал о своей кончине. Его врач говорил, что мысли Фрейда о смерти были «суеверными и навязчивыми».

В тридцать восемь Фрейд писал, что ему «предстоит испытывать разные недомогания на протяжении четырех-пяти или восьми лет, когда будут чередоваться периоды хорошего и плохого самочувствия, а затем, в промежутке от сорока до пятидесяти лет, молниеносно скончаться от разрыва сердца; хорошо, если это не произойдет сразу после сорока» [506] Freud, The Complete Letters of Sigmund Freud to Wilhelm Fliess , p. 85. .

Когда Фрейду было пятьдесят три, он посетил Америку – то был его единственный визит в Соединенные Штаты. Там он встретился со знаменитым американским философом и психологом Уильямом Джеймсом. Тот произвел положительное и «незабываемое впечатление» на Фрейда – особенно то, как он относился к смерти. «Никогда не забуду один эпизод на нашей совместной прогулке. Он внезапно остановился, протянул мне свою сумку и попросил меня идти дальше, сказав, что скоро меня догонит, как только у него пройдет приступ грудной жабы (стенокардии). От этой болезни он и умер год спустя, а я желал бы быть столь же бесстрашным, как он, перед лицом смертельной угрозы» [507] Freud, An Autobiographical Study , in The Standard Edition of the Complete Psychological Works , vol. XX, p. 52. .

В пятьдесят четыре Фрейд писал: «Время маленьких студенческих радостей осталось позади, мы постарели. Наша жизнь кончается» [508] Freud, The Letters of Sigmund Freud to Eduard Silberstein , p. 185. . Фрейда не радовали дни рождения, они вызывали у него отчаяние. «Если бы я знал, как мало радости принесет мне мое шестидесятилетие, я бы, наверное, не радовался и тогда, когда мне исполнился год. В самые лучшие времена это было грустным событием» [509] Freud, Lou Andreas-Salome, Briefwechsel , pp. 47–48. .

Шесть лет спустя Фрейд продолжал ждать скорой смерти. Он писал другу: «Теперь и тебе уже исполнилось шестьдесят, а я старше тебя на шесть лет, так что уже приближаюсь к пределу и, быть может, вскоре увижу конец пятого акта этой достаточно непонятной и не всегда смешной комедии» [510] Freud, Letters of Sigmund Freud , p. 339. . Выходит, Фрейд думал, что скоро умрет, и в сорок один, и в пятьдесят один, и в шестьдесят, и в шестьдесят два, а когда ему исполнилось семьдесят, он был уверен, что умрет в восемьдесят.

Чем объяснить такие даты? Одно письмо к Карлу Юнгу проливает свет на странности этого мышления и даже суеверия: «Несколько лет назад ко мне пришла интуитивная догадка, что я умру в шестьдесят один год, может быть, в шестьдесят два. Затем я отправился в Грецию с братом, где числа 61 и 62 необъяснимым образом встречались мне все время в самых неожиданных местах. Это меня угнетало, но я думал, что вздохну с облегчением в отеле в Афинах, где для нас были забронированы комнаты на первом этаже. Я был уверен, что здесь не встречусь с № 61. Так оно и было, но мне досталась комната 31 (если позволить себе фатализм, можно думать, что это половина от 61 или 62)». После этого, как отметил Фрейд, его еще активнее стало преследовать число 31.

Но с чем связана сама эта «интуитивная догадка», что смерть настигнет Фрейда в шестьдесят один или в шестьдесят два? Он начал думать об этом в 1899 году. «В то время произошли два события. Во-первых, я написал “Толкование сновидений”, во-вторых, получил новый номер телефона – 14362. Когда я закончил “Толкование сновидений”, мне было 43 года». С убежденностью нумеролога он делает вывод: «Таким образом, у меня были основания полагать, что другие цифры указывали на конец моей жизни, это 61 или 62 года». Фрейд объясняет: «Странная идея о смерти в шестьдесят один или в шестьдесят два совпала с убеждением, что “Толкование сновидений” – венец моих трудов, что я выполнил все, что был должен совершить, и мне остается лишь лечь и умереть». И затем, как бы подбадривая себя, он добавляет: «Согласитесь, после всего этого моя суеверная мысль не кажется такой уж абсурдной» [511] Freud, The Freud/Jung Letters , p. 219. .