Станислав Бескаравайный - Бытие техники и сингулярность

Перед техникой стоит задача: перейти от просто воспроизводства отдельных элементов машины к возможности самоподдержания замкнутых экологических систем, то есть создать автотрофные техноценозы [15]. Представление о воспроизводстве машины лишь как об увеличения «популяции» каких-то технических изделий ошибочно. Простой автоматизированный конвейер, производящий миллион пластиковых бутылок в час, потребует дополнительных усилий по его отладке, поставкам запчастей, энергии, разработке новых проектов и т. п. Для целостности техносферы человек должен утратить единственного «катализатора», уйти из циклов воспроизводства. Техника должна перестать ориентироваться на человеческий спрос как на конечную причину, causa finalis.

Второе требование: пройти стадии интеллектуального развития, от просто фиксирования информации вплоть до создания картины мира и самостоятельного формулирования концепций [83].

Причем процессы выполнения этих требований должны пройти если не одновременно, то в тесной взаимосвязи. Если субъект должен определять, обособлять себя в действии, то лучшим образом этого действия для техники будет самоподдержание. Если практика критерий истины, то существование субъекта, который по определению техники должен быть отрефлексирован, в данном случае рефлексировать самого себя, очень веский довод в пользу его адекватности.

Попробуем смоделировать варианты изолированного «биологического» и «интеллектуального» развития — покажем, что каждый из них ведет в тупик.

Уже создавались коллективные субъекты, которые временно удовлетворяли требованию «биологической» устойчивости, но не обладали самосознанием. Это бюрократические искусственные системы, которые можно назвать «техноструктурами», проблемы их развития были проанализированы выше [17]. Здесь заметим только, что существует перманентное противоречие стабильности техноструктуры и необходимости качественного роста. Оно в итоге обусловливает необходимость личностной рефлексии, когда именно человеку приходится разгребать тот ворох противоречий, что возник от работы бюрократии, изобретать новые методы работы.

Обратный случай, возникновение сознания в отдельно взятом компьютере — это образ «машины в себе», созданный еще С. Лемом [122]. Опережающее развитие такой машины фактически бессмысленно. Не имея адекватных задач и даже собеседников одного с ней уровня, «сознающая себя машина» скатывается к солипсизму, отрицанию остального мира. Она попадает в гносеологический тупик без практики, как составляющей части познания. Если не замыкаться в рамках мысленного эксперимента С. Лема, то полноценный ИИ должен воспроизводить не просто знания, но и умения человека. Труд — проявление разумной деятельности. Поэтому если ИИ в процессе своего становления не заменяет человека во всех производственных процессах, то это не полноценный ИИ.

Однако попытка механически перенести черты человека как общественного животного, как члена социума на синтетический субъект сталкивается с проблемой: техносубъект принципиально не связан с единственным компьютером, как человеческое сознание с мозгом или как коллективный субъект с социумом. Даже в контексте общения человека с компьютером все шире используется понятие «экзокортекс», что подразумевает преодоление нескольких барьеров между нервными импульсами в мозгу и строчками программного кода в машине. Программное же обеспечение может включать в себя неограниченное количество подсистем: перемещение программ между компьютерами создает ситуацию психопомпы. Даже провести четкую грань между отдельным компьютером, который в процессе работы обменивается большими объемами данных с другими машинами, и системой Интернет как единым целым оказывается нетривиальной задачей.

Энактивистский и телесный подходы в познании субъекта опираются на его принципиальную связность с телом, зависимость от организма — например, работа Е. Н. Князевой «Энактивизм как новая форма конструктивизма в эпистемологии» [99]. Но в отношении техносубъекта использование этих методов сталкивается с качественно новым явлением. Холистически рассматривая цепочки «мозг — тело — сознание — среда», мы видим новые качества среды — ее принципиальную управляемость не посредством руки человека, а через новые интерфейсы, что считывают сигналы с нервной системы. Начиная с новых протезов, которые помогают парализованным людям, и заканчивая «мысленным» управлением отдельными машинами. Интернет вещей, то есть оснащение окружающих предметов контурами управления, поставит вопрос о новой телесности субъекта[257].

Такое расширительное восприятие субъекта может взывать вопросы. Оно не означает, что техносубъект обязан соответствовать стандарту человеческого тела (быть андроидом) или, наоборот, целиком контролировать какой-то техноценоз (быть как бы «духом места»). Вероятно, аналог человеческой психики может быть сформирован на любом носителе, подходящем по производительности. Автотрофный техноценоз вполне может состоять как из нескольких субъектов (которые в таком случае станут гетеротрофами), так и из единственного. Главное, чтобы на технику замыкался цикл воспроизводства.

Становление многоклеточных организмов сопровождалось переходом от горизонтальной передачи генов к половому способу обеспечения наследственности, к изменчивости генетического кода в следующих поколениях. Организм — носитель собственного генокода. В технике изначально «носителем образа» выступало сознание человека. Сейчас же прошло становление среды, которая передает и частично обрабатывает проекты технических изделий.

Это создает потенциальную возможность того, что отдельные элементы и подсистемы будущего техносубъекта могут существовать уже сейчас и будут собраны в единое целое не через поэтапную трансформацию каждого отдельного их носителя, а через передачу программных пакетов, соединение комплексов, сборку и т. п. В развитии техники соотношение стихийного и планируемого сдвинуто в сторону планирования (в сравнении со стихийной эволюцией в живой природе). Следовательно, в рамках общего процесса становления техносубъекта возможны проявления закономерностей, характерных для концепции «номогенеза» Л. С. Берга. Когда в эволюционных процессах становятся более значимы телеологические факторы, то есть отбор идет не стихийно, оставаясь естественным, а отчасти осознаваемо, получая черты искусственного.

Возникает вопрос: насколько же значим окажется биогенетический закон, если эволюцию можно будет моделировать и скачок развития между человеком и техносубъектом не будет иметь самодостаточных переходных звеньев, как между обезьяной и человеком?