Станислав Бескаравайный - Бытие техники и сингулярность

Возникает вопрос: а насколько когнитарий может обеспечить себе свободу творчества, опираясь на компьютерное управление активами? Если бы все управление сводилось лишь к исполнению инструкций, то в мире уже существовали ли бы целиком компьютеризированные империи.

Борьба за власть требует не меньшего напряжения сил, изобретательности и, в конечном итоге, постоянного выхода за рамки правил, условностей и законов. То есть трансцендентирования своего рода. Причем критерием выступает опять-таки практика — возможность удерживать власть, не противопоставлять себя окончательно государству и обществу. С. Щеглов и С. Хазин, разделяя «управление и власть», как принципиально разные задачи [271], лишний раз подчеркивают иллюзорность чистого технократизма. Идея технократов XX века, что инженеры и ученые должны непосредственно управлять обществом, неоднократно воплощалась в жизнь и приводила к быстрому разложению/трансформации той группы специалистов, которая получала власть. Да, можно тысячу раз согласиться с Дж. Бернемом, который еще в 1940-х дал блестящее описание того, как управленец — не владелец компании, не трибун, не лидер нации, а бесцветный клерк, который просто знает, какие документы надо подписывать, — спокойно и деловито оказывается у власти (причем этот процесс характерен для социалистических, либерально-капиталистических и фашистских режимов) [285]. Но борьба за власть между бесцветными клерками идет ничуть не менее жесткая, чем между военачальниками или пылкими ораторами [36]. И там, где автоматизируется, закостеневает бюрократическое управление, для прорыва и переворота снова требуются неординарные личности.

Создание качественно новых управленческих структур также будет признаком трансценденирования. В этом смысле и Петр I, и отцы-основатели США, и многие другие администраторы проявляли качества когнитариев, но лишь в виде дополнительных, частных составляющих своих административных талантов. Сочетание задач когнитария, который заведомо должен оценивать качества потенциальных прорывов, и задач управленца, который обязан постоянно внедрять качественно новые решения — дает образ инновации как основного отчуждаемого продукта труда.

Как пролетарий не имеет средств для закупки сырья, станков, налаживания сбытовой сети, так и когнитарий заведомо не сможет страховать риски от собственных предложений. Исследование, которое может натолкнуть на догадки или подтвердить их, само по себе чрезвычайно дорого. Питер Хиггс предположил наличие бозона, дополняющего стандартную модель физики элементарных частиц, но чтобы обнаружить этот недостающий бозон, потребовались буквально миллиарды долларов. Трансцендентировать можно и в лабораториях университетов, и у конструкторских бюро фирм, и в аппаратных киностудий, то есть используя чужие средства производства. Но если пролетарий имеет дело со стандартной трудовой операцией, которая обеспечивает стандартные качества создаваемого продукта, то когнитарий должен создавать качественно новый, принципиально ранее не описанный продукт со стандартными последствиями его внедрения.

Возникает вопрос: как долго может продлиться существование когнитариата?

Понятно, что «чистое угадывание» и «вдохновенное интуитивное прозрение» — это различные методы обработки информации. Исследователь не ворует данные с небес — его сознание обрабатывает полученные изображения, услышанные слова.

Идеалом когнитариата — таким же замечательным, как и ноосфера Вернадского для индустриальной фазы развития, — было бы существование целиком автоматизированной индустрии, которая бы обслуживала людей, выполняя всю стереотипную работу. А население наслаждалось бы высоким уровнем жизни, выдвигая из своей среды неординарных исследователей.

Творцам оставался бы только выход за грань.

Это образ послушного, исполнительного протосубъекта, некоего промышленного титана с мозгами пай-мальчика.

Все исторические аналогии подсказывают, что подобные системы приходят к внутреннему кризису.

Пролетарий постоянно утесняется новыми изобретениями, пребывая между крайностями луддита и самоучки-инженера. Как луддит, враг машин, он постоянно не находит привычной работы, не успевает получить новую квалификацию, потому прямо заинтересован в остановке прогресса. Чтобы можно было до пенсии водить родной грузовик. Но если идет бум в промышленности, если квалификации хватает, если все складывалось хорошо, то рабочий может стать мастером, начать сам учить своему ремеслу, показывать. Вечерами, почитывая случайные книги, приобрести еще и какие-то фундаментальные знания. И вот он уже среди организаторов производства.

Когнитарий будет притесняться похожим образом. Если менеджер получает какой-то способ обработки информации, он должен быть использован немедленно. Если есть агрегатор новостей, который может производить экономическую оценку ситуации, его надо внедрить. И выгнать очередного «эксперта». Не говоря о работе с большими потоками данных.

Парадоксально то, что когнитариат — больше всех остальных классов — нацелен на создание собственного компьютерного конкурента. Когнитарий работает, лишь когда трансцендентирует, но когда он трансцендентирует, он открывает путь к оцифровке и машинному осмыслению своих открытий. Потому что важнейший признак когнитария — умение работать со слабыми ИИ. Фактически создание профессионального альтер-эго: архива за все время жизни и набора программ, обладающего чертами индивидуальности. Умение подстраиваться под автоматизацию очередных видов умственной деятельности.

Как станки не были полной копией человека, а замещали самые трудоемкие операции, так и аналитические программы будут нацелены на выполнение актуальных задач. Контроль среды. Управление макро объектами (автомобилями, роботами). Прогнозирование ситуации (биржевой, военной, политической). Анализ текстов, начиная от криптографии и завершая литературной критикой.

На каждой из этих площадок уже растут свои «зубы дракона», которые станут одновременно и помощниками, и конкурентами когнитариев. И помощниками, и конкурентами управленцев. Скорость решения вопроса «об автоматизации трацендентирования» и определяет историческую судьбу когнитариата.

Помогут ли подобные изменения выйти из современного кризиса? Если индустриальная фаза принципиально решила проблемы зависимости населения от урожая, то что решит когнитивная?

Прежде всего, изменится цикл субьектности. Периоды, когда техноструктура могла продолжать рост и развитие, утратив прежнюю гибкость и рефлексию, сократятся, если вообще сохранятся в каких-то областях. Если анализ информации идет постоянно, то любое окно возможностей будет использовано, и чтобы отстающий конкурент не мог его использовать, это отставание должно быть чрезвычайно велико.