Антонио Менегетти - От гуманизма исторического к гуманизму вечному

В этот период уже рассуждают не о Христе и святых, а о первичной рациональности человека и появляется спор о том, кто главнее – Платон или Аристотель. В таких дискуссиях преобладает платоновская линия (сейчас говорят о платоновском гуманизме ). Различие между идеями этих двух философов заключается в следующем.

В концепции метемпсихоза (metempsicosi) Платон, по сути, утверждает, что процесс изучения и понимания человеком каких-то вещей есть припоминание идей Гиперурании, то есть он возвращается к чистоте познанных идей, которые уже переживал до рождения на этой планете. Так утверждается существование врожденного познания.

Аристотель, напротив, утверждает, что человек посредством рационального процесса, после ряда наблюдений за определенными фактами, приходит к открытию сущности, к первым универсальным принципам.

Рафаэль Санти [170]на своей фреске «Афинская школа» [171]изображает Платона с поднятым к небу пальцем и Аристотеля с рукой, указывающей на землю. То есть даже великие живописцы, чьи творения и по сей день озаряют нас, в своих работах не были спонтанными, несведущими, они были подготовлены и компетентны в философии, литературе, музыке и т. д., и их чувственная способность творить эстетику обогащалась и усиливалась классическим знанием. Точно так же и в Сикстинской Капелле присутствует не мистическая, а рациональная трансцендентность: Микеланджело живописал красоту человеческого достоинства, используя образы Христа и других персонажей [172]. 8. Характеристики гуманистической культуры Возрождения

В научной области с приходом Бернардино Телезио [173], Галилео Галилея [174], Томмазо Кампанелла [175], Декарта [176]и других начинается зарождение рационализма, развиваются разные научные направления, которые подчеркивают ответственность человека и делают его великим [177]. Задача науки – придать конкретную очевидность тому, что мы думаем, видим, стараясь сформулировать законы поведения данного объекта, ситуации, элемента и т. д.

Заново открывается классический мир (человек в греческой и римской традициях) со своей политикой и своими добродетелями. Тем не менее, гуманисты – в поэзии, в искусстве, в литературе и т. д. – создают и показывают субъекта нового человечества, то есть наступает гуманизм более развитый, чем гуманизм греко-римский.

Новое человечество несет в себе ценность действенной автономии, подобно греческому понятию άρετή [aretе] – гражданской добродетели [178]. Άρετή являлось базовым элементом, на основе которого должен был определяться и воспеваться человек, это добродетель действия, строительства, определения, творения.

Если в христианской культуре существует понятие первородного греха, то, согласно гуманистам, человек добр по природе [179]: его можно ввергнуть в грех потом, но в своем врожденном принципе он целостен [180]. Кроме того, он является духовной сущностью, значит, он трансцендентен в своих способах действия и является высшим существом по отношению ко всем другим живым существам. Через художество и труд человек может развивать собственную креативность [181], оставаясь при этом связанным, благодаря природе, с вечным и имманентным порядком жизни.

Гуманизм не признает бессмертия человека: он не исключает его, просто это не наблюдаемо, это не что-то рациональное. Гуманизм входит в экзистенциальную практику: речь идет о человеке духовном, трансцендентном, связанном с априорным смыслом вещей мира жизни, но не в этой связи человек считается бессмертным. Чтобы понять это, представим, что было до того, как мы родились: разве нас никогда не беспокоил вопрос о том, существовали ли мы до нашего рождения? Четкий ответ – нет [182]. Это означает, что, когда человек беспокоится о своем бессмертии сегодня, он может создавать бессмертные вещи, действуя в рамках проекта универсума. Сегодня человек через свое существование может стать со-творцом в вечности: нужно лишь уметь приложить к этому собственный ум. Таким образом, идея бессмертной души лежит вне логики гуманизма, и это предполагает ответственность действовать здесь, а не ждать «там»: сейчас требует действия и ума (отсюда ценность «активной жизни»).

Гуманизм считает каждого человека уникальным и восхитительным созданием, поэтому все люди, даже самые разные, имеют одинаковое достоинство. Возвращается принцип Теренция [183]: я человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Принятие неодинаковости – это стимул, и по этой причине гуманизм принимает и поддерживает различие культур, языков, людей и т. д.

Крайне важно то, что ни один человек не используется как средство для других целей, будь то историческая необходимость или высшая политическая цель, и не обязан жертвовать собой ради целей других людей, поскольку цель каждого человека – это он сам. Например, посылать молодых людей умирать в Афганистан, чтобы насадить там свою «демократию», это шаг, противоречащий гуманистическим принципам. Человек может добровольно принести себя в жертву, и в этом случае он будет использован по его собственной воле, решает он, и такая свобода решения превыше всего. Выбор эвтаназии – это тоже право человека: общество не должно навязывать свой запрет, потому что в этом случае оно использует свободу и уникальность этого человека для легализации тотального контроля государства над гражданами.

Фундаментальное предназначение человека, согласно гуманистам, состоит в самореализации, в которой основополагающими моментами являются индивидуальное счастье и возможность задействовать собственные способности.

Таким образом, основное внимание гуманизма направлено на отдельного человека, и в этом заключается оптимистическое видение: человек может побеждать, может решать, он способен участвовать в творении.

Гуманистическое видение, как и идеи Христа, в первую очередь касается души, индивида, личности. Затем идет все остальное (семья, общество и т. д.). Несомненно, такой человек, исключительный, автономный, с собственной целью, обладает конкретными добродетелями, например социальностью [184]. Индивид задействует άρετή особенно при сравнении себя с другими, поэтому он есть существо социальное, обладающее стремлением любить и интересоваться себе подобными.

Что добавили к этому Марсилио Фичино и Пико делла Мирандола?

Первый, чьим главным трудом является «Платоновская теология» (1474), привнес идею о том, что между Грецией и христианством существует не противоречие, а глубинное единство. Человек языческий и человек христианский суть одно и то же, различие определяется исключительно культурными, но не существенными переменными [185]. Кроме того, он подчеркивает, что толерантность – это ключевое понятие для единения и поддержания единства действия между различными культурами, и каждый человек есть микрокосм, который несет в себе тотальность макрокосма. Отсюда следует, что человек, который знает и понимает самого себя, знает и понимает все в целом.