Людвиг Фейербах - Стремление к счастью. С комментариями и объяснениями

Но какова цель разума? Разум. Любви? Любовь. Воли? Свобода воли. Мы познаем, чтобы познавать, любим, чтобы любить, хотим, чтобы хотеть, т. е. быть свободными. Истинное существо мыслит, любит и желает. Истинно, совершенно, божественно только то, что существует ради себя самого. Таковы любовь, разум и воля. Божественная «троица» проявляется в человеке и даже над индивидуальным человеком в виде единства разума, любви и воли. Разум (воображение, фантазия, представление, мнение), воля и любовь не только принадлежат человеку, ибо он ничто без них, и то, что он есть, он есть только благодаря им. Они являются не зависящими от него, основными элементами, божественными, абсолютными, одушевляющими и определяющими его силами, которым он не может противиться.

Выведение христианского догмата о Троице из трехчастного строения разум-чувство-воля – новация Фейербаха. В традиционном богословии Троица иногда выводилась из человеческих способностей, но обычно это были «ум, слово (разум) и воля» (отцы Церкви в ранней Византии) или «любящий, любимый и любовь» (Августин). Параллели можно найти разве что в романтическом богословии, где Бог-Отец постигается умом, а Бог-Сын – чувством, раз он воплотился и стал чувственно воспринимаем.

Как мог бы чувствующий человек противиться чувству, любящий – любви, разумный – разуму? Кто не испытал чарующей силы звуков? А что такое сила звуков, как не сила чувства. Музыка – язык чувства; звук – это громко выраженное чувство, которое сообщается другим. Кто не испытывал силы любви или, по крайней мере, не слыхал о ней? Кто сильнее? Любовь или индивидуальный человек? Человек ли владеет любовью или, напротив, любовь человеком? Что заставляет человека с радостью идти на смерть ради любимого существа, его собственная индивидуальная сила или сила любви?

Тезис «музыка – язык чувства» – совершенно романтический. В античности музыка скорее была предметом разумного созерцания гармонии, а слово «язык» как универсальная метафора для любой системы выражения стало употребляться лишь в романтизме, до этого говорили «речь». Также самопожертвование в классической философии никогда не выводили из чувства, но только из воли и ума, понимания того, что человеку очень плохо и надо помочь любыми средствами.

Кто из мыслящих людей не испытал на себе силы мышления, тихой, бесшумной силы мышления? Когда ты погружаешься в глубокое раздумье, забывая о себе самом, об окружающем, ты ли владеешь тогда разумом, или разум владеет тобой и поглощает тебя? Разве стремление к науке не есть величайшая победа разума над человеком? Разве жажда знания не есть непреодолимая, всепобеждающая сила? А когда ты подавляешь свою страсть, отказываешься от своих привычек, одним словом, одерживаешь победу над самим собой, является ли это результатом твоей лично силы или силы воли, силы нравственности, которая овладевает тобой помимо твоего желания и наполняет тебя негодованием против тебя самого и твоих слабостей.

Борьбу со страстями Фейербах понимает вполне в духе античной психологии (стоической школы) и христианской аскетики, как победу над самим собой, отказ даже от, казалось бы, невинных привычек. Это нельзя осуществить лишь своими силами без помощи «благодати», особой одаренности свыше, которая дается человеку не за заслуги, а как бы за особое доверие и решимость.

Человек ничто без объекта. Великие, образцовые люди, раскрывшие пред нами сущность человека, подтверждают это своею жизнью. Они знали только одну преобладающую страсть, стремление к цели, которая была главным объектом их деятельности. Но всякий предмет, к которому субъект относится по существу, в силу необходимости, есть не что иное, как собственная, объективная сущность этого субъекта. Общий объект нескольких одинаковых по роду, но различных по характеру индивидов является их собственной объективной сущностью.

Понимание стремления к цели как «страсти» совершенно принадлежит новоевропейской философии, в классической философии есть телеология – учение о том, что вещам естественно достигать своей цели и дополнительного импульса для этого не требуется; хотя у разумных существ может быть искажена направленность воли, и это надо исправлять.

Так, например, Солнце есть общий объект всех планет, но оно не одинаково для Меркурия, Сатурна, Венеры, Урана и Земли. Каждая планета имеет свое собственное Солнце… Солнце, поскольку оно освещает и согревает Уран, имеет для Земли не физическое, а лишь астрономическое, научное значение. На Уране Солнце не только кажется, но и действительно является иным, чем на Земле. В отношении Земли к Солнцу обнаруживается ее отношение к самой себе и к своей собственной сущности, ибо размер, величина и сила света Солнца, в качестве объекта Земли, обусловливаются размерами расстояния Земли от Солнца, от всего этого зависят особенности нашей планеты. Каждая планета видит в своем Солнце отражение своей сущности.

Утверждение Фейербаха, что освещение Солнцем других планет имеет для жителей Земли лишь теоретический научный смысл, но не практический, спорно с точки зрения многих направлений философии ХХ века. Учение о «жизненном мире», философия жизни, феноменология, экзистенциализм исходят из того, что явления оказываются связаны внутри общей жизни. Если допустить, что жизнь Земли связана с жизнью Урана не только как предмет научного изучения, но как части того же мироздания, то и освещение Урана Солнцем не есть для землян просто картинка в учебнике, но и факт существования, пусть не самый существенный.

И человек познает самого себя из объекта. Сознание объекта есть самосознание человека. По объекту мы можем узнать человека и его сущность. Объект обнаруживает сущность человека, его истинное объективное «я». Это относится не только к умственным, но и к чувственным объектам. Наиболее отдаленные от человека объекты являются откровениями его человеческой сущности, поскольку они являются его объектами. Луна, Солнце и звезды взывают к человеку: познай самого себя. То, что он в них видит, свидетельствует о его сущности. На животное производят впечатление только непосредственно чувствуемые лучи солнца, на человека сияние далеких, равнодушных звезд. Только человеку доступны чистые и интеллектуальные, бескорыстные радости и аффекты; только человек наслаждается миросозерцанием теоретически. Взор, обращенный к звездному небу, смотрит на бесполезные и безвредные светила и видит в сиянии их свою собственную сущность, свое собственное происхождение. Поэтому человек возвышается над землей только благодаря зрению, поэтому теория начинается там, где взор обращается к небу. Первые философы были астрономами. Небо напоминает человеку о его назначении, о том, что он создан не только для суеты, но и для созерцания.