Вадим Руднев - Божественный Людвиг. Витгенштейн: Формы жизни

Когда его полк был передислоцирован в Галицию (нынешнюю западную Украину), Витгенштейн зашел в книжный магазин и купил там толстовское переложение Евангелий (конечно, немецкий перевод; русский язык Витгенштейн выучил значительно позже, в середине 1930-х годов, когда собрался ехать в Россию на постоянное жительство). Что это была за книга? Л. Н. Толстой, когда с ним произошел религиозно-этический переворот и он отказался от своего художественного творчества и осудил его, придумал свое очищенное христианство, без церкви, без духовенства и без чудес (несколько веков назад все это обозначили бы весьма точным и исчерпывающим словом — «ересь»). Главным компонентом религии Толстого, кроме пресловутого непротивления злу насилием, которое эксплицитно содержится в самих канонических Евангелиях — да, собственно, Толстой и претендовал только на то, что он правильно раскрыл содержание Евангелия, — был крестьянский идеал простой, не замутненной умствованием жизни (звучит странно — но это был, так сказать, мирный вариант народовольчества; недаром Толстой — противник насилия! — все время писал царю письма, требуя помиловать убийц (видимо, чувствовал в чем-то своих). С Евангелиями же Толстой сделал нечто в высшей степени кощунственное, и не только с ортодоксальной православной точки зрения, но и с точки зрения филологической. Он слил четыре Евангелия в одно (специально для этого на старости лет выучил древнегреческий язык!), убрал оттуда все, по его мнению, ненужное (например, воскресение Лазаря или пир в Кане галилейской, на котором вода превращалась в вино по слову Божию) и в таком виде преподнес этот подарок своему народу. (Если бы автор этой книги при всей искренней любви к Толстому и восхищении им как личностью — предположим невозможное — был бы членом Синода, который отлучил Толстого от церкви, боюсь, что именно из-за этих «раннепостмодернистских» препарирований Священного Писания он голосовал бы «за».)

Но Витгенштейну нравилось; он не только не расставался с приобретенной книгой, за что солдаты и прозвали его человеком с Библией, но настоятельно рекомендовал ее друзьям и знакомым, например, фон Фикеру. И самое интересное, что фон Фикер тоже купил Евангелие Толстого и тоже им восторгался. Похоже, Л. Н. сделал подарок не православным мужикам, а утонченной австрийской интеллигенции. Так или иначе, но именно Евангелие от Толстого было первым толчком в том духовном перерождении, которое Витгенштейн пережил на войне.

В ноябре 1914 года он записал в дневнике:

Стань независим от внешнего мира, и тогда ты не будешь знать страха, что бы с тобой ни случилось [Витгенштейн 1994а: 138].

Высказывание в духе восточной философии (например, учения санкхья, развитого в «Бхагаватгите»), которой сильно увлекался и Толстой. Символично, что на военном корабле, на котором служил Витгенштейн, его работа заключалась в том, что он обслуживал ночной прожектор. «И свет во тьме светит» — этой евангельской цитатой называлась автобиографическая пьеса Л. Н. Толстого, посвященная перипетиям его духовного перерождения.

Через две недели после приобретения толстовского Евангелия, Витгенштейн записал в дневнике: «Я на пороге великого открытия».

Великим открытием оказалась логико-философская теория, в соответствии с которой предложение является картиной реальности. Как рассказывал впоследствии Витгенштейн своему приятелю и ученику, в будущем знаменитому логику профессору Георгу фон Вригту (после смерти Витгенштейна Вригт написал о нем очень благородный и адекватный биографический очерк [Вригт 1994] ), он (Витгенштейн) однажды рассматривал в иллюстрированном журнале статью об автомобильной катастрофе в Париже, катастрофа была изображена в виде комиксов. Витгенштейну пришло в голову, что так же, как на этих картинках изображения маленьких лошадей, автомобилей, людей, перекрестка, домов соответствуют реальным лошадям, автомобилям и т. д., так и в предложении каждая его часть соответствует тому факту, который это предложение изображает. Например, предложение «Мальчик ест мороженое» имеет три части — два имени и глагол. Соответственно, в том факте, что некий мальчик ест мороженое, тоже три составляющих — сам мальчик, мороженое, которое он ест, и действие поедания мороженого. Между частями предложения и частями факта устанавливается отношение изоморфизма. Эта концепция почти в неизменном виде вошла в «Логико-философский трактат» (см. главу 4).

Между тем, в конце 1914 года произошла трагическая история с Георгом Траклем. Витгенштейн получил от него известие из Кракова, что он лежит в военном госпитале с психическим расстройством. Корабль, на котором служил Витгенштейн, возвращался в Краков. У Тракля в Кракове не было никого, кто бы мог прийти к нему и поддержать. Тракль очень просил Витгенштейна прийти к нему в больницу и поговорить с ним, прежде чем его (как он предполагал) снова отправят на фронт. Витгенштейн радовался предстоящему визиту, но, когда он появился в госпитале, было уже поздно. Георг Тракль, выдающийся австрийский поэт-экспрессионист, покончил с собой, приняв огромную дозу кокаина. Это произошло 3 ноября, за два дня до прихода Людвига. Витгенштейн был потрясен: «Wie traurig, wie traurig!!!» («Какое несчастье, какое несчастье!!!») — вот все, что записано у него в дневнике по этому поводу.

После смерти Тракля мысли Витгенштейна все больше обращались к Дэвиду. «Как часто я думаю о нем! Думает ли он обо мне хотя бы вполовину так, как я о нем?» В письмах он называл его «любимый Дэвид». Ждал с нетерпением его писем. Когда однажды письмо пришло после нескольких недель задержки, он поцеловал его. В его дневнике постоянно мелькали две фразы: печальная — «Keine Nachricht von David» («Никаких новостей от Дэвида») и радостная — «Lieber Brief von David» («Дорогое письмо от Дэвида»).

30 апреля 1915 года он получил очередное Lieber Brief von David, в котором тот сообщал, что написал работу по философии, «наверно, абсолютный вздор», о том, что такое логика в целом и что такое «истина» и «знание»: «Как бы я хотел, чтобы ты был здесь, — добавлял он, — и мы бы могли обсудить все это».

Весной 1915 года Витгенштейн служил уже не в Кракове, а в Галиции под Лембертом (теперь этот город принято называть Львов), в местечке Сокал. Это был довольно удачный период в его военной жизни. Он познакомился и подружился с неким доктором Максом Билером, который работал в госпитале Красного Креста, расположенном в хвостовом вагоне поезда, где жили военные.

Вот как Билер вспоминает о своем знакомстве с Витгенштейном:

Уже во время первого завтрака среди офицеров я заметил худого, быстрого в движениях человека, не имевшего чина, в возрасте около 25 лет. Он мало ел и пил и совсем не курил, в то время как остальные набивали себе глотки едой и было очень шумно. Я спросил своего соседа по столу, кто этот человек, и мне сказали, что его зовут Людвиг Витгенштейн. Я был рад встретить среди молодых пустоголовых офицеров человека с университетским образованием и, кроме того, столь симпатичного. У меня сложилось впечатление, что он чужой во всей этой компании: он был здесь, потому что должен был быть. Мне кажется, симпатия была взаимной, потому что после трапезы он пригласил меня посетить его закуток в поезде. Так началась наша дружба, которая продолжалась несколько месяцев (почти год), с ежедневными многочасовыми беседами без виски и сигарет. Через несколько дней он предложил мне перейти с ним на «ты» [Monk 1990: 133].