Вадим Руднев - Божественный Людвиг. Витгенштейн: Формы жизни

Современный исследователь лингвистической философии пишет:

Идеи логического позитивизма исходили из эпистемологии Эрнста Маха, согласно которой научно осмысленными могут считаться только высказывания, могущие быть представленными в форме высказываний о наблюдаемых феноменах. Несмотря на некоторые разногласия, представителей Венского кружка объединяла общая цель — подвергнуть все наличное (как научное, так и философское) знание критическому анализу с позиций требования принципа верификации. Инструментом такого анализа является аппарат математической логики, а моделью «очищенного» от метафизики знания — модель логически строгого языка, представленная Витгенштейном в «Логико-философском трактате». Эти программные задачи нашли отражение в манифесте кружка «Научное понимание мира. Венский кружок», опубликованном в 1929 г. Карнапом, Ганом и Нейратом. К 1930 г. происходит организационное оформление Венского кружка. С 1930 по 1939 г. выпускается специальный журнал «Erkenntnis», а с 1938 г. — периодическое издание «Международная энциклопедия унифицированной науки» и «Библиотека серии унифицированной науки», которые печатают работы по созданию логически строгого языка науки. […] В начале 2-й мировой войны Венский кружок прекратил существование в связи с гибелью Шлика и отъездом ряда его участников из Австрии [Пугачев 1991: 58–59].

Логический позитивизм претендовал на анализ и решение актуальных философско-методологических проблем, выдвинутых в ходе научной революции начала XX века и касающихся роли знаково-символических средств научного мышления, соотношения теоретического аппарата и эмпирического научного базиса, природы и функции математизации и формализации научного и философского знания. Противопоставляя науку философии, логические позитивисты считали, что единственным заслуживающим доверия в философском смысле является научное знание. Традиционные проблемы философии они объявляли бессмысленными, основным предметом философии считался язык, а основной проблемой — как устранить из естественного языка неясности и ошибки и построить логически совершенный язык науки.

Научно валидными, таким образом, считались лишь так называемые «протокольные предложения», то есть те, истинность или ложность которых можно проверить на опыте, а главным эпистемологическим принципом — принцип верификационизма.

Согласно этому принципу, всякое осмысленное высказывание может быть сведено к совокупности протокольных высказываний (как у Витгенштейна — всякая пропозиция может быть сведена к элементарной пропозиции), фиксирующих данные «чистого опыта» и выступающих в качестве фундамента любого знания. Вот несколько характерных высказываний Шлика о протокольных предложениях и принципе верификационизма:

Первоначально под «протокольными предложениями» понимались — как это видно из самого наименования — те предложения, которые выражают факты абсолютно просто, без какого-либо их переделывания, изменения или добавления к ним чего-либо еще, — факты, поиском которых занимается всякая наука и которые предшествуют всякому познанию и всякому суждению о мире. Бессмысленно говорить о недостоверных фактах. Только утверждения, только наши знания могут быть недостоверными. Поэтому если нам удается выразить факты в «протокольных предложениях», то они станут, наверное, абсолютно несомненными отправными точками знания. […]

Наука делает предсказания, которые опыт проверяет. Ее существенной функцией является предсказание. Она говорит, к примеру: «Если в такое-то и такое-то время вы посмотрите в телескоп, направленный туда-то и туда-то, вы увидите, что световая точка (звезда) пересеклась с черной риской (перекрестием)». Допустим, что, выполняя эти функции, мы действительно сталкиваемся с предсказанным опытом. Это означает, что мы получаем предвиденную констатацию, мы высказываем ожидаемое суждение наблюдения, мы получаем тем самым ощущение свершения, особого удовлетворения. […] Когда предсказание подтверждено, цель науки достигнута: радость познания есть радость верификации [Шлик 1993а: 34, 45–46].

В дальнейшем, на рубеже 1930-х—1940-х годов логический позитивизм Венского кружка себя исчерпал. Высказывания науки, той же физики, например, стали настолько тонкими, а их объекты настолько неуловимыми, что сведение опыта к протокольным высказываниям стало нереалистичным. Какие могут быть протокольные высказывания об элементарной частице, у которой нет массы покоя? Витгенштейн во многом опередил своих коллег. Суть коллизии между ним и Венским кружком заключалась в том, что они опирались на некоторые положения «Логико-философского трактата» и хотели найти в Витгенштейне внятного собеседника и истолкователя собственных максим. Но Витгенштейн в это время уже ушел вперед, он мыслил уже в какой-то другой, возможно, ему самому пока непонятной парадигме, в парадигме поздней аналитической философии, и это приводило к взаимонепониманию. Об отношениях Витгенштейна и членов Веского кружка наш рассказ в следующем разделе.

Именно Гретль, сделавшая много хорошего своему брату в этот период, познакомила его с Морицем Шликом. Впрочем, они были уже знакомы.

Шлик появился в Вене в 1922 году, когда Витгенштейн был в Пухберге, и был одним из первых, если не первым в Вене, кто прочитал и оценил «Трактат». Летом 1924 года Шлик встретился в доме у Гретль с Франком Рамсеем и после этого написал Витгенштейну в Пухберг большое письмо:

Будучи поклонником Вашего Логико-философского Трактата, я имел давнее намерение войти в контакт с Вами. Мои профессиональные и другие обязанности вынуждали меня откладывать мое намерение почти все те пять семестров, что я был призван на преподавание в Вену. Каждый зимний семестр я имел регулярные встречи с коллегами и одаренными студентами, интересующимися проблемами оснований логики и математики, и Ваше имя часто называлось в этой группе, особенно с тех пор, как мой коллега-математик профессор Райдемастер доложил о Вашей работе в лекции, которая произвела большое впечатление на всех нас. Итак, здесь находится большое количество людей — и я в их числе, — кто сознает важность и правильность Ваших фундаментальных идей и кто чувствует большое желание играть определенную роль в более широком распространении Ваших взглядов (цит по [Monk 1990: 256]).

В заключение Шлик попросил аудиенции у Витгенштейна в Пухберге. Витгенштейн милостиво согласился. Шлик сразу написал подтверждение своего намерения приехать, но выбрался он лишь через пятнадцать месяцев после переписки, в апреле 1926 года.