Вадим Руднев - Божественный Людвиг. Витгенштейн: Формы жизни

С переездом в Англию контакты между Витгенштейном и Венским кружком не ослабели, хотя Витгенштейн по-прежнему шокировал венцев своими взглядами на философию, в частности, своей любовью к Святому Августину, Киркегору и даже признанием права быть философом за Хайдеггером (!), чьи труды члены Венского кружка считали образцом метафизической бессмыслицы.

В конце 1929 года Фридрих Вайсманн, наиболее близкий Витгенштейну по темпераменту, задумал написать книгу «Логика. Язык. Философия», в которой он собирался изложить основы философии «Логико-философского трактата» со всеми позднейшими модификациями и поправками. Для этого было предложено сотрудничество Витгенштейну, на что он согласился.

Дискуссии проходили в доме у Шлика. Вайсманн делал ясные и полные заметки по тому, что говорил Витгенштейн, отчасти затем, чтобы использовать их для будущей книги, отчасти для того, чтобы информировать остальных членов Венского кружка (с которыми Витгенштейн отказывался встречаться) о новейших идеях Витгенштейна. Эти последние члены кружка потом цитировали витгенштейновские идеи в своих докладах на философских конференциях. И таким образом Витгенштейн приобрел репутацию некоего влиятельного, но какого-то «теневого вкладчика» в австрийские философские дебаты. Среди некоторых австрийских философов даже ходила легенда, что этот «Доктор Витгенштейн», о котором они так много слышали, но которого никто из них не видел, есть не более чем плод воображения Шлика, мифологический персонаж, введенный в качестве номинального главы Кружка [Monk 1990: 284]. (Интересно, что подобные же слухи ходили в среде русских структуралистов, особенно тартуских и ленинградских, о фигуре Владимира Николаевича Топорова, одного из крупнейших филологов мира, который неправдоподобно для одного человека много писал и пишет, но никогда или почти никогда нигде не выступал (не выступает).)

Однако пока книга делалась, взгляды Витгенштейна менялись все более радикально. Кончилось это тем, что Витгенштейн вообще отказался участвовать в этом предприятии, тем самым оно было закрыто. Таким образом, книга вышла только в 1965 году, после смерти и Витгенштейна и Вайсманна, под названием «Принципы лингвистической философии». К этому времени были опубликованы «Философские исследования» Витгенштейна, и поэтому данный труд уже устарел. Более интересны записи живых разговоров Витгенштейна с Вайсманном и Шликом, собранные и опубликованные Вайсманном в книге «Витгенштейн и Венский кружок» [Waismann 1967].

Философскую позицию, которая раскрывается из монологов Витгенштейна в Венском кружке, можно охарактеризовать как переходную. С одной стороны, Витгенштейн заявляет, что есть только один язык — обыденный, и никакой искусственный язык не нужен. Он критикует некоторые ключевые идеи «Трактата». Например, он говорит, что был неправ, утверждая, что любой вывод носит тавтологический формальный характер, так, например, предложение «Рост этого человека 2 метра, следовательно не 3 метра» имеет нетавтологический содержательный характер. Он также отказывается от идеи, что элементарные пропозиции независимы друг от друга. Например, предложение «Эта роза красная» зависит от предложения «Эта роза не зеленая». Вообще он склонен отказаться от догматики элементарных пропозиций. Но тогда все хитроумное построение «Трактата» рушится как карточный домик.

С другой стороны, Витгенштейн заявляет себя сторонником принципа верификации. Но как тонко он это делает и как это не похоже на шликовские «протокольные предложения» и тому подобное:

…если я никогда не смогу полностью верифицировать смысл предложения, тогда я не смогу ничего под предложением подразумевать. Тогда предложение вовсе ничего не означает.

Для того, чтобы установить смысл предложения, я заранее должен знать вполне определенный прием, устанавливающий, когда предложение должно считаться верифицированным.

Повседневный язык для этого слишком шаток — гораздо в большей степени, чем язык научный. Здесь существует известная свобода, и это означает не что иное, как: символы нашего повседневного языка не могут быть определены недвусмысленно.

Верификация порой очень трудна, например: «Зейтц был избран бургомистром». Как, собственно, я должен приступить к верификации этого предложения? Состоит ли правильный метод в том, что я пойду и наведу справки? Или опрошу людей, которые при этом присутствовали? Но один видел это из первых рядов, другой — с задних. Или я должен прочитать об этом в газете? [Вайсманн 1998: 135].

Во всем этом ясно видится уже стиль мышления и проблематика позднего Витгенштейна.

А вот как виртуозно объяснил Витгенштейн, что такое верификация. В начале 1930-х годов к Витгенштейну в Вену приехал философ и психолог Г. Ф. Стоут специально, чтобы с ним поговорить, но они никак не могли встретиться. Когда профессору уже надо было срочно ехать на вокзал, он успел забежать к Витгенштейну и задать ему единственный вопрос: как Витгенштейн понимает принцип верификации. Витгенштейн ответил такой параболой (времени на долгую дискуссию не было):

В некоем городе от полицейских требуется, чтобы они получили от каждого жителя информацию относительно его возраста, предыдущего места жительства, характера занятий и т. д. Эти сведения записываются и каким-то образом используются. И вот полицейский узнает от одного жителя, что тот ничем не занимается. Полицейский записывает эти сведения, потому что это тоже полезная информация о человеке! [Малкольм 1994: 68].

Ранним летом 1930 года Витгенштейн со Шликом и Вайсманном собирались в доме Шлика для того, чтобы подготовить лекцию Вайсманна, которого Кружок делегировал на конференцию по теории знания. Конференция должна была проводиться в сентябре в Кенигсберге (это была та самая конференция, на которой присутствовали супруги Йоссель и после которой Адель Йоссель написала из Берлина письмо Витгенштейну, которое мы цитировали в конце первой главы этой книги; на этой конференции много раз произносилось имя Витгенштейна). Лекция Вайсманна называлась «Природа математики: Точка зрения Витгенштейна». Это была четвертая лекция из серии, отражающей главные точки зрения на основания математики: Карнап докладывал о логицизме, Рейтинг — об интуиционизме, фон Найман — о формализме. Но все эти выступления затмил доклад Курта Геделя, в котором он впервые рассказал о знаменитых в будущем теоремах о неполноте. В соответствии с первой, в любой полной формальной системе арифметики есть предложения, истинность или ложность которых не может быть доказана; согласно второй, полнота арифметической системы не может быть доказана внутри этой системы. Витгенштейн критиковал взгляды Геделя с позиций своего семантического контекстуализма (см. [Витгенштейн 1994а: 53–58]).