Вадим Руднев - Божественный Людвиг. Витгенштейн: Формы жизни

Одним из ближайших друзей Витгенштейна стал человек, не имевший никакого отношения к философии — Гильберт Патиссон. Это был жизнерадостный, обладающий огромным чувством юмора человек, единственный за всю жизнь Витгенштейна, с кем он мог отдыхать душой, болтая чепуху, отпуская бессмысленные шутки, в общем, наслаждаясь жизнью за пределами философии, как это ни странно звучит применительно к Витгенштейну. Патиссон жил в Лондоне, и Витгенштейн приезжал к нему из Кембриджа сходить на американский фильм, погулять и поболтать о всякой чепухе.

В письмах между ними также разыгрывалась риторика нонсенса. Так, они все время обыгрывали на разные лады слово blood и bloody, что дословно означает «кровь» и «кровавый», но в идиоматическом контексте может быть переведено как «черт» и «чертов». Например, «Dear Old Blood» (Дорогой старый черт), или «Yours bloodily» (Чертовски твой — калька от «Искренне твой» (Yours sincerely)), — или вообще труднопереводимое «Yours in bloodiness» (нечто вроде «Твой во грехе»).

Между тем, по прошествии второго триместра Витгенштейн обнаружил, что его сбережения (в основном деньги, заработанные им как архитектором) кончаются и он не может внести плату за обучение, а также заплатить за жилье. К родственникам он обращаться не хотел. Беспокоить Кейнса тоже больше не мог. Пришлось обращаться в колледж с просьбой о предоставлении гранта. Рамсей в качестве формального супервизора Витгенштейна горячо поддержал его просьбу и в письме Муру, члену совета колледжа, писал, что считает Витгенштейна гением и что его работа представляет ценность не только для него самого, но и для общества в целом, поэтому колледж просто обязан предоставить Витгенштейну помощь.

Для того, чтобы внести определенность в свое социальное положение, Витгенштейн спешил с защитой диссертации на степень Ph. D. (доктора философии). В качестве текста он представил «Трактат», опубликованный семь лет назад и ставший уже к тому времени философской классикой. Экзаменаторами, что тоже может вызвать только улыбку, были назначены Рассел и Мур. С Расселом Витгенштейн не виделся с 1922 года (когда они встретились в Инсбруке и в очередной раз поссорились). И вот теперь Рассел писал Муру: «Я думаю, что если он не переменил свое мнение обо мне (Витгенштейн тогда упрекал Рассела за его общественную деятельность и атеизм. — В. Р .), он не будет рад меня видеть в качестве экзаменатора. Когда мы встречались последний раз, он так болезненно воспринял тот факт, что я не считаю себя христианином, что с тех пор он избегал встреч со мной» (цит. по [Monk 1990: 268] ).

Защита состоялась 18 июня 1929 года. Войдя в экзаменационную комнату вместе в Муром, Рассел улыбнулся и сказал: «Никогда в моей жизни не было ничего более абсурдного». Экзамен начался беседой между старыми друзьями. Затем Рассел, смакуя абсурдность ситуации, сказал Муру: «Продолжай, ты должен задавать ему какие-то вопросы — ты же профессор». Затем последовала короткая дискуссия между Расселом и Витгенштейном по поводу витгенштейновской теории невыразимости и разграничения между сказанным и показанным. Разумеется, Рассел не убедил Витгенштейна ни в чем, и кончилось это сугубо торжественное заседание тем, что Витгенштейн поднялся, похлопал каждого из экзаменаторов по плечу и покровительственно заметил: «Да не волнуйтесь вы: я знаю, что вы этого никогда не поймете» [Monk 1990: 271].

В своем отчете о защите Витгенштейна Мур написал теперь уже хрестоматийно известные слова: «Мое личное мнение заключается в том, что диссертация мистера Витгенштейна является трудом гения; так или иначе, эта работа удовлетворяет всем требованиям, предъявляемым к диссертациям на соискание степени доктора философии Кембриджского университета».

На следующий день после утверждения степени Витгенштейн получил от Тринити-колледжа грант в 100 фунтов стерлингов.

Одним из результатов сотрудничества Витгенштейна с Рамсеем стала статья «Несколько заметок о логической форме» [Витгенштейн 1995а], которая готовилась в качестве доклада на конференции Аристотелевского общества, проходившей в Ноттингеме с 12–15 июля. Эта статья, единственная после «Логико-философского трактата» опубликованная при жизни работа Витгенштейна, интересна тем, что в ней отразилась критика Рамсеем некоторых ключевых положений «Трактата». В частности, Витгенштейн отказывается здесь от положения о независимости элементарных пропозиций.

Оксфордский философ Джон Мэббот вспоминает, что когда он приехал на конференцию, он увидел в холле моложавого человека с рюкзаком, в шортах и рубашке с открытым воротом. Никогда раньше не видев Витгенштейна и приняв его за студента, приехавшего на каникулы, он сказал ему: «Боюсь, что здесь собираются философы». На что Витгенштейн ответил: «Я боюсь того же самого».

На конференции Витгенштейн познакомился и подружился с Гилбертом Райлом, известным английским философом-аналитиком, автором ныне классической книги по аналитической философии «Понятие сознания» [Ryle 1949]. Райл и Витгенштейн на протяжении 1930-х годов поддерживали дружеские отношения и часто гуляли вместе по выходным, беседуя о философии и о кино. Райл разделял мнение Витгенштейна о плохом качестве английских фильмов и даже говорил, что хороший английский фильм просто невозможен (логически невозможен — добавлял Витгенштейн) [Monk 1990: 275].

В начале 1930 года, когда Витгенштейн вернулся в Кембридж с рождественских каникул из Вены, он узнал, что Фрэнк Рамсей неизлечимо болен. У него был тяжелый вирусный гепатит (в русском быту это принято называть болезнью Боткина, или желтухой). Как и многие другие болезни, гепатит до войны лечить практически не умели. 19 февраля в возрасте 26 лет Рамсей умер. Последние дни Витгенштейн провел у него в больнице.

На следующий день после смерти Фрэнка Витгенштейн должен был читать свою первую лекцию в Кембриджском университете; он читал их с несколькими перерывами в общей сложности почти 20 лет. Витгенштейна пригласил прочесть курс лекций по линии факультета моральных наук Ричард Братуайт. Когда он спросил, как Витгенштейн назовет свой курс, тот после долгого молчания ответил: «Предметом моего курса будет философия. Какое же еще может быть тогда название? Философия». Под таким остраненно-экстравагантным названием спецкурс Витгенштейна и был анонсирован.

Манера, в которой Витгенштейн читал лекции, описывалась много раз, вплоть до самых невероятных легенд, рассказывавших, что Витгенштейн лежал на полу и, глядя в потолок, бормотал что-то неразборчивое. Лучшее, на наш взгляд, описание витгенштейновских лекций дал американский философ-аналитик Норман Малкольм, в 1930-е годы стажировавшийся в Кембридже и ставший одним из близких друзей Витгенштейна. Вот что он пишет в своих, ставших классическими, воспоминаниях: