Артемий Магун - «Опыт и понятие революции». Сборник статей

«Тактическая политика социал-демократии — это не то, что может быть “изобретено”. Это продукт серии больших творческих актов зачастую спонтанной классовой борьбы, ищущей свой путь вперед» [8] Ibid. P. 255. .

Впрочем, Люксембург не высказывается однозначно против ленинской воли к организации, а скорее фиксирует проблему, которую Ленин, по ее мнению, решает односторонне:

«Широкая народная масса, с одной стороны, и цель, выходящая за пределы всего существующего порядка, с другой, повседневная борьба и революционный переворот — таково диалектическое противоречие социал-демократического движения; и отсюда вытекает для него необходимость на протяжении всего своего развития пробиваться вперед меж двух подводных камней: между утратой массового характера и отказом от конечной цели, между возвращением к состоянию секты и превращением в буржуазное реформистское движение… Остановите естественную пульсацию живого организма — и вы ослабите его, уменьшите его боевой дух и сопротивляемость» [9] Ibid. P. 264. .

Надо сказать, что немецкое слово «спонтанность» не полностью синонимично русской «стихийности» (хотя Люксембург русский знала и Ленина читала в оригинале). «Спонтанность» — термин римского права, означающий личную независимую инициативу субъекта ( suo sponte , буквально «собственным весом»), в то время как «стихийность» — от «стихии» — отсылает действия людей к природной, космической материи, не подвластной человеку [10] Lih L. Lenin Rediscovered. Leiden, 2005. P. 620. . Поэтому Ленин предостерегает от того, чтобы оставлять события на произвол судьбы, верить в естественный ход истории, в то время как Люксембург, семантически, ведет разговор о свободе, инициативе и творчестве.

Но я хочу привлечь внимание к нашему вопросу о легитимности. В самой дискуссии Ленина и Люксембург он вроде бы не поднимается. Но во время революции 1917 года «стихийность» снова становится важной темой. Участники февральской революции, в основном эсеры, считали ее «стихийной» и акцентировали тот факт, что они только постепенно влились в ее волну. Однако, как писал еще Троцкий и как недавно показал историк Майкл Меланкон [11] Melancon M. Rethinking Russia’s February Revolution: Anonymous Spontaneity or Socialist Agency? // Carl Beck Papers in Russian & East European Studies . 2000. № 1408. , не факт, что их утверждениям можно полностью доверять. Вот что пишет Троцкий:

«Кто руководил переворотом? Кто поднял на ноги рабочих? Кто вывел на улицу солдат? После победы эти вопросы стали предметом партийной борьбы. Проще всего они разрешались универсальной формулой: никто не руководил революцией, она произошла сама по себе. Теория “стихийности” пришлась как нельзя более по душе не только всем тем господам, которые вчера еще мирно администрировали, судили, обвиняли, защищали, торговали или командовали, а сегодня спешили породниться с революцией; но и многим профессиональным политикам, и бывшим революционерам, которые, проспав революцию, хотели думать, что они в этом отношении не отличаются от всех остальных» [12] Троцкий Л. История русской революции . М., 1997. С. 158. .

Троцкий цитирует высказывания о стихийности и справа, и слева: Деникина, Зензинова, Станкевича:

«“Масса двинулась сама, повинуясь какому-то безотчетному внутреннему позыву… — пишет Станкевич о февральских днях. — С каким лозунгом вышли солдаты? Кто вел их, когда они завоевывали Петроград, когда жгли Окружной суд? Не политическая мысль, не революционный лозунг, не заговор и не бунт, а стихийное движение, сразу испепелившее всю старую власть без остатка”. Стихийность получает здесь почти мистический характер» [13] Там же. С. 166. .

Но, отмечает Троцкий, в частности ссылаясь на документы охранки, это представление ошибочно. Впрочем, он соглашается с отсутствием координированного руководства и считает революцию суммой «молекулярных» инициатив:

«На поставленный выше вопрос, кто руководил февральским восстанием, мы можем, следовательно, ответить с достаточной определенностью: сознательные и закаленные рабочие, воспитанные главным образом партией Ленина. Но мы тут же должны прибавить: это руководство оказалось достаточным, чтобы обеспечить победу восстания, но его не хватило на то, чтобы сразу же обеспечить за пролетарским авангардом ведущую роль в революции» [14] Там же. .

Меланкон идет дальше, так как проанализировал больше документов. С его точки зрения, восстание проходило под руководством вполне определенной подпольной группы эсеров, не афишировавшей впоследствии своего участия.

«У социалистов не было конкретных планов организовать революционные волнения именно 23 февраля и довести их до победы 27 февраля. Но они, как показывают многочисленные свидетельства, дали общую ориентацию на забастовки и демонстрации и указания продолжить их и в случае успеха довести до революции. Прямое и организованное вовлечение социалистов в эти события происходило на каждом этапе. […] Чиновники царя предвидели революцию с прямым участием социалистов. Наша склонность игнорировать их мнения и документы отражает наше, а не их, отсутствие проницательности. Они были правы: произошла революция, примерно такая, которую они и предсказывали… Февральская революция не была спонтанной — по крайней мере не в том смысле, в котором обычно используется это слово» [15] Melancon М. Op. cit . P. 35. .

То, что с точки зрения участников выглядит как стихийное движение, с точки зрения наблюдавшей за ними полиции является результатом долгой организационной работы, так что время революции можно было даже предсказать. Помимо общепсихологической склонности любого деятеля преувеличивать значение обстоятельств, здесь налицо, сначала, беспокойство о том, чтобы организационную деятельность не заметила полиция, а позднее, чтобы после Октября за нее не привлекли к ответственности уже большевики. Но, кроме того, общая народническая установка на стихийность народных масс также имела влияние и на мышление эсеров.

Нам известно, что Ленин продолжал придерживаться «организаторской» теории революции. Однако в июле 1917-го и он предпочел присоединиться к «стихийной» теории июльского восстания с очевидной целью отстраниться от неудачной попытки взять власть. В ответ на это восстание Временное правительство обвинило его и его товарищей в организации мятежа на немецкие деньги и на некоторое время вынудило уйти в подполье. Вопрос: как в этой ситуации получилось, что большевикам все же удалось взять власть в свои руки? Обвинение в немецком финансировании не повредило авторитету Ленина в солдатской и рабочей массе, на которую он опирался. По-видимому, сыграло роль то, что Ленин был интернационалистом, выступавшим от лица всемирного социалистического движения, во имя мировой революции. То есть его связь с европейскими странами сама по себе не была секретом; более того, Ленин был союзником тех, кто внутри Германии в свою очередь хотел революции, направленной против того правительства, которое якобы помогало большевикам. Поэтому обвинение в том, что он «немецкий агент», не то чтобы совсем не работало, но как бы било мимо цели — так как Ленин никогда и не объявлял себя стихийным народным вождем или сугубо национальным лидером. Ясно, что если бы на его месте был сегодняшний политик-революционер, выступающий за национальное освобождение, то он был бы в гораздо большей степени уязвим.