Артемий Магун - «Опыт и понятие революции». Сборник статей

Ibid. P. 264.

Lih L. Lenin Rediscovered. Leiden, 2005. P. 620.

Melancon M. Rethinking Russia’s February Revolution: Anonymous Spontaneity or Socialist Agency? // Carl Beck Papers in Russian & East European Studies . 2000. № 1408.

Троцкий Л. История русской революции . М., 1997. С. 158.

Там же. С. 166.

Там же.

Melancon М. Op. cit . P. 35.

Ленин В. Указ. соч. C. 30.

Gramsci A. Selection from The Prison Notebooks . New York, 1971. P. 198–199.

Клейст Г. Избранное . М., 1977. С. 512–518.

Там же. С. 503–508.

Там же. С. 505.

Ср. статью “молодого публициста” Марии Талановой “Либеральный консерватизм Путина” от 19 июня 2006 года (www.kreml.org/opinions/121211622).

Магун В.С., Руднев М.Г. Жизненные ценности российского населения: сходства и отличия в сравнении с другими европейскими странами // Вестник общественного мнения. 2008. № 1(93). С. 33–58; Они же. Базовые ценности — 2008: сходства и различия между россиянами и другими европейцами. М.: ГУ ВШЭ, 2010.

Prozorov S. Russian conservatism in the Putin presidency: The dispersion of a hegemonic discourse // Journal of Political Ideologies. 2005. № 10(2). P. 121–143. Прозоров верно замечает, что консервативный дискурс был реакцией на неартикулированность революционных событий 1987–1991 годов в общественном сознании: либералы, наследовавшие им, не решались объявить их революционным разрывом. В то же время вывод Прозорова (Ibid. P. 122) о том, что необходимо изучать консерватизм только “как самоописание практикующих его деятелей” кажется мне неоправданным — это сужает диапазон анализа и не отвечает современным теориям идеологии, например, альтюссеровской, рассматривающим ее не как дискурс (или сознание), а как объективную общественную тенденцию, совмещающую социально-экономические и дискурсивные факторы.

Ср.: “Коммунистический избиратель 1990-х годов был консервативен, малообразован и немолод. Партия получала преимущество в мелких городах, в деревне, в зонах затяжной экономической депрессии. Сторонник КПРФ больше напоминал как раз “правого” европейского избирателя. Не удивительно, что настроения подобного электората были поразительно похожи на взгляды правых националистов во Франции, Австрии или Норвегии (неприязнь к евреям и “черным”, страх перед всем новым, “чужим”)” (Кагарлицкий Б. Записки постороннего. КПРФ перед выбором ( www.1917.com/Politica/CPRF/1050943640.html)).

Здравомыслова Е.А. Перестройка и феминизм // Что делать? 2007. № 19 (www.chtodelat.org/index.php?option=com_content&view=article&id=463:perestroika-and feminism&catid=188:19-experience-of-perestroika&Itemid=293&lang=ru).

См.: Синеокая Ю.В. Идеи Ницше в контексте формирования политики национальных интересов России: 1990-е годы // Ницше и современная западная мысль. М.; СПб.: Летний сад, 2003. С. 267–289.

См.: Lepenies W. Melancholie und Gesellschaft . Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 1998; Рис Н. Русские разговоры . М.: Новое литературное обозрение, 2005; Магун А. Отрицательная революция . СПб.: ЕУ СПб, 2008. Меланхолический, унылый вариант либерализма как идеологии разочарования характерен для таких его представителей, как Алексис де Токвиль, Макс Вебер, Джудит Шкляр.

См. его статью “Ностальгическая модернизация: советское прошлое как исторический горизонт” в этом номере “НЗ”.

Останин Б., Кобак А. Молния и радуга. Пути культуры 1960-1980-х годов // Молния и радуга . СПб.: Издательство им. Н. Новикова, 2003. С. 21, 25. Благодарю Дмитрия Панченко за указание на этот важный источник.

Селюнин В. Истоки // Новый мир. 1988. № 5. С. 162–189.

Мигранян А.М. Переосмысливая консерватизм // Вопросы философии. 1990. № 11. С. 114–122.

Ср. выдержки из их интервью: Мау В., Стародубровская И. Великие революции. От Кромвеля до Путина . М.: Вагриус, 2001. С. 241–246. Например Егор Гайдар: “Может быть, можно было обострить ситуацию. Но я вел линию на притушение радикальной фазы, чтобы не перевести ее в режим гражданской войны, которая казалась мне реальной угрозой” (Там же. С. 245).

Гозман Л., Эткинд А. От культа власти к власти людей // Нева. 1989. № 7. С. 156–179.

Эткинд А.М. Эрос невозможного. История психоанализа в России . СПб.: Медуза, 1993; Он же. Хлыст. Секты, литература и революция. М.: Новое литературное обозрение, 1998.

Ср.: Кустарев А. Нервные люди . М.: КМК, 2006. С. 105.

Как пишет ученик Давыдова Александр Филиппов, “его критическое отношение к Марксу сложилось, в частности, через изучение неомарксизма. Понимая ограниченность неомарксизма, он стал критически относиться и к Марксу, в той части, в которой он был его источником” (см.: В теоретической социологии Ю.Н. Давыдов был ключевой фигурой // Полит. ру. 2008. 1 августа (www.polit.ru/science/2008/08/01/filippov.html)).

Об этом см.: Озуф М. Революционный праздник . М.: Языки славянской культуры, 2003; Магун А. Указ соч .

Гройс Б. Искусство утопии . М.: Художественный журнал, 2003. С. 168–186.

Рыклин М. Террорологики . Тарту: Эйдос, 1992.

Он же. Свобода и запрет. Культура в эпоху террора . М., 2008.

См., например: Гудков Л., Дубин Б., Зоркая Н. Постсоветский человек и гражданское общество . М.: Московская школа политических исследований, 2008. Книга изобилует отсылками к “массовидности” российского общества и его крайне резкими оценками в сравнении с западным человеком. Как и Эткинд, авторы школы Юрия Левады обращают внимание на построение в СССР “нового человека” — хотя они и не осуждают категорически самого факта мечты о новом человеке, в данном конкретном случае продукт антропологического творчества (успешного, с их точки зрения) весьма плачевен. Интересна здесь, кстати, разница в оценках реализованности проекта советского общества, которая характеризует, соответственно, петербургскую и московскую неофициальную культуру. Первая отказывается от советского наследия, стремится выскочить из него назад или вперед. Вторая же, наоборот, акцентирует необратимость и специфику построенного советского “тоталитарного” общества — с разной, конечно, степенью симпатии к нему.

Хапаева Д. Кошмар: литература и жизнь . М.: Текст, 2010.

Типичный пример подобной дезориентации: я присутствовал на защите одного диплома, где книга Наоми Кляйн “No Logo” использовалась как апологетический учебник маркетинга, а в возникшей дискуссии ряд коллег, согласившись с дипломником, подтвердили, что критическую часть этой книги лучше в данном случае пропустить.