Артемий Магун - «Опыт и понятие революции». Сборник статей

С другой стороны, собственно философская, универсальная точка зрения на политику возникает, только если мы обращаемся и к собственному государству (status) из какой-то внешней ему точки. Такую точку может предоставить нам прошлое — мы лучше поймем свое государство, если взглянем на него глазами древнего грека или средневекового рыцаря. Но внешнюю точку зрения может предоставить и предвидение: поскольку нововременное государство (с его территориальным суверенитетом) находится сейчас на грани гибели (гибели его суверенитета), то у нас особенно привилегированная перспектива взгляда на государство и на его возможные исторические формы; на то, чем оно было, что оно есть и во что оно может превратиться.

Мы не можем списать ни одно из классических учений как устаревшее. В каждом из них содержится понимание, которое затрагивает и нас. В то же время эти тексты не поддаются непосредственному восприятию: глупо, когда читают Макиавелли и начинают спорить: а я считаю, что стратегию надо строить по-другому или что так поступать нехорошо и т.д. Чтобы спорить и соотносить текст с нашей жизнью, нужно проделать интерпретирующую работу, разобраться, чт о имел в виду Макиавелли, когда давал свои «советы» князю, какие сдвиги в мышлении стоят за его блестящей риторикой. Сделать это значит не просто связать текст с историческим контекстом — событием, — но увидеть, как мысль автора участвует в этом событии, разыгрывает его, сама является актом разрыва с прошлым или призывом к таковому. При таком подходе никакого противоречия между теорией и историей нет: они составляют единое целое, потому что предмет политической теории сам историчен и событиен.

Б) Среди прочих социальных наук политическая теория является наиболее философской дисциплиной, поскольку для нее центральной проблемой является конституирование общества в его единстве и поскольку она интимнее их связана с историей — сферой возникновения и гибели. По отношению к философии политика — это не просто один из предметов, а родственный ей проект, проект практического захвата целого мира, который философия набрасывает в воображении. «Политика» в современном ее понимании рождается тогда же, когда и философия, в Древней Греции — с секуляризацией и геометризацией человеческого сообщества. Алкивиад был учеником Сократа, а Александр учился у Аристотеля, и оба они ставят себе политическую задачу захвата целого мира, так же как их учителя стремятся охватить мир умом. Более того, не только политика является предметом философии, но и философия часто бывает предметом политики, когда она (философия) становится призывом и средством к переустройству мира.

Итак, политическая философия формируется на пересечении философии и политики, и поэтому сама она не чужда практике.

3. Но и не тождественна ей. Мысль одновременно отстает от практики — ей нужно время, чтобы разобраться в ситуации, часто отойти назад в прошлое, и обгоняет ее — часто философу скучно делать то, что ему заранее понятно. Философ — революционер по определению. Он обобщает, завершает мир в уме и мысленно воссоздает его с нуля. Но это же, как ни странно, может делать любой дурак. А ведь надо еще понять, откуда взялась такая возможность — где в мире ноль и где в мире гибель. Философ должен различать в мире зоны разрыва и брожения и вмешиваться в них вместе с другими. В отношении проектирования лучшего будущего у него никаких привилегий нет — есть только тренированная способность замечать грани.

Между языком и методом философа и политическими пристрастиями большой связи нет. То есть, скорее, она очень индивидуальна — широкие классификации здесь неуместны, потому что политический выбор выражается на микроуровне, в тончайших стилевых сдвигах. Впрочем, есть некие политико-стилевые комплексы, которые выходят за рамки простой политической позиции и к которым трудно отнестись позитивно. Например, фашизм — сублимированный правый политический стиль, где означаемым любого символа всегда является подавляющая сила субъекта. Или нечто, что я назвал бы бюрократическим либерализмом, — мысль, которая говорит на языке власти и боится сделать шаг в сторону от него (к сожалению, этот резонерский стиль заразил, например, многих мыслителей сегодняшней Германии). К сожалению, именно близость политической философии непосредственному практическому интересу субъекта делает ее столь трудной и столь коварной профессией.

Часто для философов политическая теория предстает чем-то скучным, лежащим в стороне от главных проблем. Более того, многие философы, и особенно мыслители Нового времени, говорят о политике совсем иное, чем о мире в целом. У них есть склонность относиться к политической мысли догматично и сохранять свою критичность и изобретательность для философии «вообще». Получается, что некоторые философы будут рассказывать вам про бытие, ничто, экзистенцию, трансценденцию, а в политике все сведется у них к демократии и правам человека. В этом есть свой смысл — действительно, в политике и вообще в практике ты гораздо более скован ситуацией. Потому наряду со скучными догматическими подходами нужно отметать и те, что непосредственно сводят политику к философским представлениям о прекрасном или о благе (например, о совместном действии, общении, справедливости и т.д.). Надо видеть отчужденность и затрудненность политики, ее специфическую недоступность для этической или эпистемологической редукции. Самое сложное, но возможное — отыскивать пространство для мысли и воображения в реальном мире, в тех ограниченных возможностях, которые нам даны, а также помнить, что то, что нас больше всего ограничивает, больше всего кажется безальтернативным, является, как правило, человеческим изобретением, и достаточно недавним. И тем не менее, скажу еще раз, мыслить о политике надо всерьез и без оглядки — как бы это ни было сложно.

Аристотель. Политика // Он же. Собрание сочинений: В 4 т. М., 1983. Т. 4. 1033b 15–20. C. 533.

Локк Дж. Второй трактат о правлении // Он же. Собрание сочинений: В 3 т . М., 1988. Т. 3. §§ 241–242. С. 404.

Tarrow S. Why Occupy Wall Street is not the Tea Party of the Left // Foreign Affairs. 2011. October. № 10.

Butler J. Notes toward a Performative Theory of Assembly . Cambridge, Mass., 2015.

Gitlin T. Occupy Nation . New York, 2014; Graeber D. Democracy Project . New York, 2013.

Ленин В. Что делать? Наболевшие вопросы нашего движения // Он же. Полное собрание сочинений. М., 1983. Т. 6.

Luxemburg R. Organizational Questions of the Russian Social Democracy // The Rosa Luxemburg Reader. New York, 2004. Р. 248–265.

Ibid. P. 255.