Витторио Страда - Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый

Начиная с весны 1920 года был предпринят ряд попыток, с тем чтобы положить конец этому неопределенному положению в организационной области. Процесс был трудным и относительно длительным [1083]. На II конгрессе были выработаны критерии представительства в Исполнительном Комитете различных секций, а также создан комитет в узком составе (внутри Исполкома) – зародыш будущего Президиума. На III конгрессе был учрежден и сам Президиум, и одна из наиболее важных инстанций – Секретариат; кроме того, пока создавались некоторые важнейшие параллельные организации (Красный Интернационал профсоюзов, Международная рабочая помощь, Международный женский секретариат), были сформированы и первые постоянные рабочие комиссии Исполкома. Уже в середине 1921 года можно было сказать, что начался процесс, для которого было характерно «усиление централизации, переход власти, которой прежде были наделены секции ИККИ и его пленарные заседания, в более „узкие“ инстанции – Президиум и политический Секретариат». Этот процесс наложил печать на всю деятельность Коминтерна, его неизбежным следствием явился «рост административного и контролирующего аппарата, который постоянно разрастался и усложнялся» [1084]. Поворотным в этом смысле явился IV конгресс (ноябрь – декабрь 1922 года), который рассмотрел проблемы организационной структуры Коминтерна и завершил перестройку его аппарата, создав наряду с Президиумом Организационное бюро (Оргбюро), наделенное широкими полномочиями, а также целый ряд отделов, которые еще больше высвободили членов руководящих органов Коминтерна от повседневной административной работы. К числу этих отделов относится самый известный – Отдел агитации и пропаганды (знаменитый Агитпроп), хотя самым главным из них была, вероятно, Секция международных связей (по-русски она называлась ОМС – Отдел международных связей), которая занималась всеми вопросами практического характера (паспорта, фальшивые удостоверения личности, организация явок), связанными с нелегальными перемещениями через границы людей, документов, денежных средств, пропагандистского материала и, конечно, оружия [1085]. Как отмечал Ф. Сватек, растущий спрос на квалифицированный персонал, вызванный расширением всех этих служб, «не мог быть удовлетворен только с помощью членов русской коммунистической партии, так что после V конгресса появилась тенденция интернационализировать этот аппарат, набирая огромное число сотрудников из всех секций Коминтерна» [1086]. Можно сказать, таким образом, что процесс бюрократизации руководящих органов Коминтерна начался еще до того, как завершилась «большевизация» отдельных национальных коммунистических партий.

Сведения, которыми мы располагаем о составе и работе этого аппарата, фрагментарны и полны пробелов, что, естественно, объясняется засекреченностью деятельности Коминтерна в период, когда большинство коммунистических партий было на нелегальном положении. По документам многих инстанций Коминтерна в том виде, в каком они до нас дошли, невозможно представить схему его деятельности ни за все время, ни за какой-либо один значительный период его существования. Однако просматриваются по крайней мере общие линии его развития, из которых можно извлечь некоторую информацию. В частности, более подробное знакомство с таким органом Коминтерна, как Секретариат (функции которого почти не менялись – хотя несколько повысилась его роль как политического руководителя по сравнению с «техническими» и административными функциями – на протяжении 1921 – 1934 годов), может помочь в истолковании коллективной биографии центрального ядра этого аппарата, которое Гаупт называет decision makers) [1087].

Главным образом благодаря важным исследованиям Сватека можно восстановить с достаточной достоверностью состав Секретариата за десятилетний период – с 1921 по 1931 год [1088]. Если мы, оставив в стороне иные соображения, остановимся на четырех наиболее часто повторяющихся именах (Куусинен, Пятницкий, Ракоши, Эмбер-Дро), то общие черты и различия в их биографиях [1089]позволят нам представить, каким был типичный руководитель аппарата Коминтерна среднего и высшего уровней. Их национальная принадлежность: Пятницкий – литовец, по отчеству Аронович, что свидетельствует о его еврейском происхождении, Куусинен – финн, Ракоши – венгр, Эмбер-Дро – швейцарец. В этой гамме национальностей не случайно отражены черты национального состава аппарата Коминтерна на протяжении длительного периода: преимущество (вначале абсолютное, а в последующие годы несколько меньшее, но не исчезнувшее окончательно) в русском штате Коминтерна отдавалось лицам, «набранным из числа национальностей, представители которых имели призвание и опыт международной работы (евреи, прибалты)» [1090]. Значительным было присутствие политэмигрантов – участников революций, потерпевших поражение, – венгров, финнов, а затем в 1923 году – болгар. Большой удельный вес в аппарате имели представители малых и второстепенных партий, которые ввиду незначительной роли коммунистических партий в жизни соответствующих стран имели бóльшую возможность работать в международном аппарате и – по крайней мере теоретически – были в большей зависимости от аппарата, чем члены более влиятельных партий.

Из названных работ можно получить информацию о весьма скромном социальном происхождении руководителей Коминтерна: Пятницкий – сын плотника, Куусинен – портного, Ракоши – мелкого торговца, Эмбер-Дро – ремесленника, работающего по найму, высококвалифицированного часовщика – и об уровне их образования (в общем довольно высоком: Куусинен получил высшее образование, как и Эмбер-Дро, который был протестантским пастором; Ракоши кончил университет за границей; лишь Пятницкий начал в юности работать учеником портного, став в 20 лет профессиональным революционером). Показателен также их возраст: в рассматриваемый период Куусинену и Пятницкому – между 40 и 50, Эмбер-Дро и Ракоши – между 30 и 40. Создается впечатление, что руководитель аппарата старше среднего возраста руководителей национальных партий и имеет за плечами опыт революционной борьбы. Пятницкий стал политическим агитатором уже в 1898 году, но и три нерусских работника аппарата рано вступили на тот же путь: Куусинен – в 1905 году, Ракоши – в 1910, Эмбер-Дро активно участвовал в борьбе с 1916 года, но уже с 1912 года исповедовал социализм. Если на старших по возрасту, безусловно, немалое влияние оказали политические дискуссии и суровая организационная школа, через которые русская социал-демократия прошла на рубеже веков, то на более молодых неизгладимое впечатление, но в иной форме произвели война и Октябрьская революция. Пребывание Ракоши в плену в России и опыт Эмбер-Дро, приобретенный во время участия в Циммервальдской левой, – факты, которые выходят далеко за рамки их личных биографий.