Витторио Страда - Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый

Речь о преемственности в руководстве аппарата нельзя сводить к разговору лишь о высших руководителях, таких, как члены Секретариата. Если от самых верхних ступенек аппарата перейти к промежуточным, которые со многих точек зрения не менее значительны, то здесь мы увидим бóльшую стабильность. Немало чиновников среднего звена занимали важные должности в течение 12, 15 и даже 20 лет, хотя сам аппарат претерпел за это время некоторые изменения. Смолянский, например, начал работать в Коминтерне в 1923 или 1924 году. Он работал последовательно в Агитпропе, в профсоюзном отделе и Секретариате для Центральной Европы, активно участвовал в работе многочисленных постоянных комиссий; в 1937 году он пал жертвой сталинских репрессий. Петровский-Беннетт, эксперт Коминтерна по английским вопросам, выполнял различные поручения в аппарате Коминтерна с 1920 по 1937 год, когда его постигла участь Смолянского; Минев (Степанов), болгарский революционер, бывший активист Циммервальдской левой, стал работником аппарата Коминтерна в 1920 году; выполнял многочисленные миссии за рубежом, стал вторым секретарем секции романских стран. Коминтерн направляет его в Испанию во время гражданской войны в этой стране; по возвращении в Москву он стал ближайшим соратником Мануильского; кроме того, он – один из членов небольшой группы работников Коминтерна, эвакуированных в октябре 1941 года в Уфу.

В общем, можно заключить, что небольшого ядра аппарата, состоявшего из работников, постоянно или продолжительное время живущих в Москве и работающих только в Коминтерне, лишь относительно коснулись повороты в линии Коминтерна и внутренняя борьба в русской партии. Нередки были случаи, когда работники аппарата, открыто скомпрометированные участием в левой или правой оппозиции, после временного перевода на другие должности вновь возвращались на свои места в отделах Коминтерна; например, Сафаров, один из крупнейших специалистов по «восточному вопросу», или уже упомянутый в другой связи Эмбер-Дро – случаи в этом смысле показательные. Исключение составляют перемены, последовавшие за VII конгрессом (как это ни парадоксально, поворот после этого конгресса был единственным, не названным таковым). После конгресса было освобождено гораздо больше работников, которые придерживались прежней политической линии (Пятницкий, Бела Кун, Кнорин, Лозовский), чем осталось тех, кто сохранил свои посты без изменения (Мануильский, Куусинен); кроме того, в аппарате появилось несколько новых людей: наиболее примечательным было появление австрийца Эрнста Фишера, но можно было бы назвать и другие имена. В то же время удивляет тот факт, что в аппарат попало очень небольшое число представителей КПГ, хотя после поражения в 1933 году ее кадры были не заняты и их можно было использовать на международной работе.

После сказанного выше нет необходимости подчеркивать особую роль русских представителей в центральных учреждениях Коминтерна, ибо это, очевидно, перерастает рамки вопроса лишь о численном превосходстве. От русской партии было всегда больше представителей в Исполкоме и Президиуме, чем от любой другой секции, но не настолько, чтобы ее влияние не могло быть – на бумаге – уравновешено влиянием других крупных партий. Например, в Исполкоме, избранном V конгрессом, от ВКП(б) было четыре действительных члена и четыре кандидата, тогда как КПГ и ФКП вместе имели по шесть членов в каждой группе. Правда, это соотношение имеет тенденцию меняться в пользу русской партии в более высоких инстанциях (в Президиуме, избранном VI пленумом, было всего четыре представителя КПГ и ФКП, вместе взятых, и от ВКП(б) – также четыре, однако, помимо этого, еще два представителя ВКП(б) – Лозовский и Ломинадзе – представляли соответственно первый – Профинтерн, а второй – Интернационал молодежи. Вообще с течением времени (например, в Исполкоме, избранном VI конгрессом), количество представителей КПГ и ФКП, вместе взятых, стало уступать числу представителей ВКП(б). Однако не это имело решающее значение. Главную роль играла реальная власть русских, которая, помимо непререкаемого престижа, причины которого мы уже анализировали, держалась на неограниченном контроле средних и низших ступеней аппарата и, естественно, на финансовой зависимости от Советского государства всего Коминтерна и в немалой степени – отдельных секций. С другой стороны, повышению веса русской партии способствовал также политический авторитет ее представителей, который, по крайней мере до 1929 года, был всегда очень высок. Замечание Боркенау о том, что в 1919 – 1920 годах в руководство Интернационала не был введен ни один действительно крупный представитель руководящей большевистской группы и что это свидетельствует о том, будто русские «уже тогда смотрели на другие партии как на вспомогательные в их деятельности» [1094], абсолютно несостоятельно, если учесть, что в руководящую верхушку Коминтерна входили Зиновьев, Бухарин и Радек, и то, насколько интенсивно и Ленин и Троцкий занимались проблемами Коминтерна. Нам не представляется верным то, что пишут Лазич и Драшкович, по мнению которых «в период между I и II всемирными конгрессами… многие большевистские руководители, работавшие обычными государственными служащими, были переведены в Коминтерн, с 1921 года же положение изменилось и большевистские руководители были отозваны из Коминтерна и направлены на советскую дипломатическую службу» [1095]. Здесь речь идет об обычной ротации, которая не исключает перемещения в обратном направлении и совершенно не умаляет той роли, которую продолжал играть Интернационал для советской правящей группы. Другое замечание тех же авторов, согласно которому, начиная все с того же 1921 года, в верхушку Коминтерна были введены большевистские руководители, которых понизили в должности в собственной партии (например, упоминавшиеся уже Пятницкий, Сафаров, Стасова, Коллонтай) [1096], кажется по меньшей мере спорным и в общем касается главным образом исполнительных органов. Другое изменение, уже несомненно [1097], заслуживает более пристального внимания, а именно приток в различные отделы аппарата лиц без большевистского прошлого (Мануильский, Лозовский, Бородин, Петровский, Рафес, Гуральский и позднее Мартынов). Однако это явление свидетельствовало не столько о снижении роли Коминтерна (когда говорят о большевистском руководстве), сколько объяснялось объективной потребностью решить проблемы, связанные с расширением аппарата, используя квалифицированный персонал. Нет сомнения, что среди бывших меньшевиков, бывших бундовцев и т.д. было гораздо больше, чем среди самих большевиков, людей с богатым опытом международной работы, близко знакомых с проблемами европейского рабочего движения. Словом, главным является то, что вплоть до 1929 года русские представители в руководящих органах Коминтерна были руководителями высшего ранга и в собственной партии.