Фрэнсис Паркер Йоки - Imperium. Философия истории и политики

Либерализм, убежден Йоки, бежит от трудностей в комфорт, от мужественности в женственность, от героизма и реальной истории в конформизм. Хотя Йоки не дожил до перформативной теории пола, однако чувствовал, что борьба за равноправие должна оставаться в определённых границах. Несмотря на то, что окружающая среда, к которой адаптируется человек, является искусственной, тем не менее, природные различия не исчезают. Больше того, на их основе держатся такие социальные институты, как семья, которая, может, уже и не является «экономической ячейкой общества», однако как институт воспитания детей она, конечно, незаменима. Несмотря на веру либералов в универсальность рынка и экономики, еще не все можно купить. Скорее всего, не только любовь, но и остальные человеческие чувства, такие как забота о детях и родителях, ответственность и патриотизм, тоже не подлежат экономическому учету. Попытки превратить все эти качества в социальный или человеческий «капитал» выводят за пределы «экономики».

Эпоха капитализма, по мнению Йоки, закончилась в 1900 г. Начало XX века — время борьбы за власть, главным орудием которой становятся не деньги, а сила. Конечно, за деньги можно купить и силу. Сегодня любая акция, в том числе военная, удается, если она материально обеспечена. И все же деньги нельзя мыслить посредством метафоры «желтого дьявола», они являются важным цивилизационным достижением. Положительная функция денег в том, что они позволяют путем обмена решить конфликты, обычно разрубаемые насильственно. Проблема с деньгами в том, что сегодня они как бы двойные. Одни заработаны трудом, а другие являются результатом спекуляции на бирже. Но, как говорится, деньги не пахнут, и от этого страдает трудящееся население. Ясно, что не все заработанное достается работнику, и в этом смысле отчуждение неизбежно. Вопрос в том, куда тратятся собранные в виде налогов средства?

Либеральная демократия — это идеология цивилизационного пути развития. Переход культуры в стадию цивилизации является, по Шпенглеру, началом падения Запада. Поэтому Йоки расценивает демократию как симптом болезни, но считает ее проявлением судьбы культурного организма. Отсюда снижение критического накала. Как таковая демократия представляет собой новую форму власти, пришедшую на смену аристократической форме правления. Ее олицетворял Наполеон, который и на троне оставался демократом. Опорой демократии является народ, а не нация. Она разоблачается как форма захвата власти людьми, не имеющими на нее права ни по происхождению, ни по социальному положению. В XX веке демократия окончательно превращается в чистую политику и нередко завершается диктаторскими режимами [20] См.: Шмитт К. Диктатура: от истоков современной идеи суверенитета до пролетарской классовой борьбы. СПб., 2005. 326 с. . Если К. Шмитт не осуждал диктатуру, видя в ней здоровую реакцию на кризис общества, то Йоки, как всякий американец, считал ее неприемлемой.

Протест консерваторов против демократии вызван, во-первых, тем, что в политику втягиваются народные массы, в то время как при старом порядке она вершилась правителями, а во-вторых, тем, что чрезмерное расширение сферы политического приводит к исчезновению чистой политики. Обычно народ понимается как некий «натурпродукт», вырастающий на освоенной территории, ведущий происхождение от великих предков. Это коллектив, говорящий на родном языке, звучание которого подобно узнаваемым мелодиям героических песен. Наоборот, нация определяется как искусственный политический продукт, она образуется из разных народностей в качестве граждан государства, которые принимают участие в выборах парламента. Конечно, такое понимание нации является слишком абстрактным, холодным. Поэтому уже на знаменах Великой французской революции присутствовали лозунги свободы, равенства и братства. Особенно симптоматично «братство», явно свидетельствующее о преемственности с мужскими воинскими союзами. Оно плавно трансформировалось в патриотизм и даже в шовинизм. Так что вывод Йоки о переходе демократии в национализм не лишен оснований. И на другом берегу политического дискурса В. Беньямин и Т. Адорно высказывали предположения, что фашизм является расплатой за демократию.

Читая Йоки, можно искренне возмущаться, можно цинично усмехаться, можно отметить исторические неточности, тенденциозную подборку примеров. Далеко не все лидеры революций занимали трон и заканчивали жизнь диктаторами. Поэтому, с какой бы целью в свое время не были написаны подобные тексты, следует читать их как некую проверку на прочность наших собственных убеждений. Вообще говоря, его высказывания можно воспринимать двояко. Во-первых, как продукт антикоммунистической пропаганды, осевший в обыденном сознании и потому самоочевидный. Во-вторых, как повод продумать саму программу коммунизма и ее практическое воплощение. Коммунизм, в отличие от либерализма, Йоки расценивает как политику на том основании, что он предполагает врага — буржуазию. Возможно, он прав, так как имел дело с классической формой либерализма. Сегодня, после американской интервенции в Югославии и на Ближнем Востоке, очевидно, что либерализм — это весьма воинственная политика, и наоборот, коммунизм — это утопия, которая не предполагает, что пролетарии займут квартиры буржуа. Оба класса — продукты отчуждения. Человек не рожден быть ни пролетарием, ни буржуа. Кроме того, рабочий добровольно продает себя как рабочую силу, и капиталист получает прибавочную стоимость вполне законно. Но на практике положение рабочего гораздо хуже, чем у буржуазии. Хотя ее отдельные представители осуждают «сладкую жизнь», однако добровольно расставаться с собственностью в большинстве своем не хотят. Наоборот, рабочим нечего терять, и они способны совершить коммунистическую революцию, то есть освободить и себя, и заодно всех остальных, включая буржуазию, от отчуждения. Вернуть человечество в царство свободного труда — такова конечная цель коммунизма. Опять-таки на деле получается по-другому. Буржуазия не хочет отказаться от собственности, а пролетариат не может больше ждать. Отсюда вместо коммунистической революции готовится пролетарская, сначала в отдельных странах, а потом и во всем мире. Поскольку применяется насилие, появляется враг, сначала внутренний, а потом и внешний. Диктатура пролетариата переходит в мобилизационную экономику и агрессивную внешнюю политику.

Йоки объяснял деструктивный характер коммунизма как следствие рационализма и признания приоритета экономики. Как органицист, он критиковал коммунистов за механицизм. Поскольку это и является, по Шпенглеру, симптомом внутренней болезни Европы, то коммунизм является опасным врагом, ускоряющим процесс распада. Негативно расценивая проекты либерализма и коммунизма, Йоки и Шпенглер отдавали предпочтение социализму, в котором видели органичное сочетание индивидуального и общественного, национального и народного.