Фрэнсис Паркер Йоки - Imperium. Философия истории и политики

Материализм получил в свои руки данные о популяционных тенденциях, но не смог их объяснить. В случае западных наций эти данные показывают постепенный рост, быстро достигающий пика, потом стабилизацию и медленный спад. Кривая, описывающая такую популяционную динамику (у всех наций эти кривые примерно одинаковы) подходит также для описания популяционных изменений высокой культуры. На стадии перехода высокой культуры к цивилизации (в нашем случае этот переход символизирует Наполеон) численность быстро растет и достигает величин, значительно превосходящих все прежние. Тот же дух времени, который направил всю энергию культуры вовне, на создание гигантской промышленности и техники, на великие революции, широкомасштабные войны и неограниченный империализм, одновременно способствовал такому росту численности. Жизненная задача западной цивилизации — самая мощная из всех, поэтому для ее исполнения требуется огромное население.

Культурно-паразитические группы не подчиняются идее. Они направляют энергию культуры вовнутрь и вниз, образуя в теле культуры слабые места. Опасность такого внутреннего ослабления возрастает пропорционально внешней угрозе. В XVI веке, когда существованию Запада угрожали турки, ни один западноевропеец не сомневался бы, что большие внутренние турецкие группы — если бы таковые имелись — представляют серьезную угрозу.

Второй способ, которым культурный паразитизм подтачивает основы культуры, заключается во внутреннем трении, с необходимостью возникающем от его присутствия. В теле арабской культуры, примерно во времена Христа, присутствовало большое число римлян. Их культурная стадия соответствовала поздней цивилизации, то есть полной экстериоризации, а культурная стадия местного арамейского населения соответствовала ранней культуре. Напряженность, возникшая естественным образом, — расовая, национальная и культурная, — обострилась и в 88 г. до н. э. достигла кульминации в массовом убийстве 80 тысяч римлян. Это привело к Митридатовым войнам, в которых за 22 года погибли еще сотни тысяч.

Другое явление, ближе к нашему времени, — это китайцы в Калифорнии. Расовая напряженность между белым и китайским населением на протяжении XIX–XX веков выливалась во взаимную травлю, ненависть, бунты и кровавые эксцессы. Примером аналогичных вспышек обоюдной ненависти и насилия было негритянское население как в Америке, так и в Южной Африке.

Все эти инциденты являются симптомами культурного паразитизма, присутствия группы, не принадлежащей к данной культуре. Эти явления не имеют никакого отношения к ненависти или злому умыслу какой-либо стороны вопреки аналитическим выводам рационализма. Рационализм всегда близорук, видя с обеих сторон только совокупность индивидов. То, что эти индивиды убивают друг друга, объясняется желанием данных, конкретных индивидов в данное, конкретное время убивать друг друга. Рационализм не понимает даже простого органического феномена толпы, не говоря уже о формах высшего порядка — народе, расе, нации, культуре. Либералам никогда и в голову не приходило, что если подобные трения на протяжении пяти тысяч лет истории всегда проявлялись одинаковым образом, то в этом присутствует некая необходимость . Либералам было не дано понять инстинкт, космический ритм, расовый пульс. Расовый бунт в их глазах выглядел результатом недостатка «образования» и «терпимости». Птица, пролетающая над уличными беспорядками, все поняла бы лучше материалистов, которые добровольно выбрали точку зрения червя и стойко ее придерживались.

До сих пор для этих эксцессов как результата злобы и ненависти справедливо обратное — демонстрация доброй воли и «терпимости» на деле увеличивает напряженность между двумя совершенно чуждыми группами и делает ее взрывоопасной. Привлечение внимания к различиям между чужими друг другу группами обостряет эти различия и ускоряет взрыв. Чем теснее контакт, в который приводятся две группы, тем более коварной и опасной становится взаимная ненависть.

Теоретически звучит красиво, когда утверждают, что если бы каждого индивида «научить терпимости», тогда не было бы расовых или культурных конфликтов. Но подлинными участниками такого рода событий являются не индивиды , и не они вызывают их к жизни: причиной здесь выступают высшие органические общности, побуждающие простых индивидов к действию. Зарождаясь, процесс не связан ни с сознанием, ни с интеллектом, ни с волей, ни даже с эмоциями. Все это включается в игру только в качестве защитной реакции культуры на инородную жизненную форму. Процесс не начинается ненавистью и не останавливается «терпимостью». Все подобные разговоры равносильны применению логики биллиардного стола к сверхличным организмам. Но логике здесь не место. Жизнь иррациональна , таковы же и все ее проявления: рождение, рост, болезнь, устойчивость, самовыражение, Судьба, История, Смерть. Если мы все же хотим держаться логики , тогда следует отличать неорганическую логику от органической. Неорганическая логика основана на каузальном мышлении, органическая логика мыслит судьбой. Первая — знающая, просвещенная, сознательная; вторая — ритмическая и бессознательная. Первая — это лабораторная логика физического эксперимента, вторая — это живая логика людей, занятых деятельностью и никоим образом не живущих по той же логике, которую применяют в своих лабораториях.

Самым трагическим примером культурного паразитизма для Запада является присутствие разбросанных по всему его телу фрагментов нации, принадлежавшей к арабской культуре. Нам уже известно, что в этой иной культуре смысл национальной идеи совершенно отличался от нашей: нация в ней являлась одновременно государством, церковью и народом. Идея родины как территории была ей неизвестна. Родина была там, где жили верующие. Соотечественник (belonger) и верующий были взаимозаменяемыми понятиями. Эта культура достигла стадии поздней цивилизации, когда наш готический Запад еще только выходил из первобытности. В небольших деревушках (городов еще не было) пробуждающегося Запада эти законченные космополиты построили свои гетто. Денежное мышление, которое выглядело злом в глазах глубоко религиозного Запада, было сильной стороной этого высокоцивилизованного чужого народа. Христинам церковь запрещала взимание процента, вследствие чего монополия на деньги перешла к чужеземцам. Judengasse [82] Гетто ( нем. ) — Примеч. пер. на тысячелетие опережало в культурном развитии свое окружение.

В это время сложилась легенда о Вечном жиде, отразившая ощущение суеверного страха (uncanniness) , которое испытывал европеец в присутствии этого безземельного незнакомца, везде чувствовавшего себя как дома, хотя Европе казалось, что он нигде не находит себе места. Запад столь же плохо понимал его Тору, Мишну, Талмуд, Каббалу и Йециру, как он — христианство и схоластическую философию. Эта неспособность к взаимопониманию породила отчуждение, страх и ненависть.