Фрэнсис Паркер Йоки - Imperium. Философия истории и политики

Материалистический XIX век усматривал в феномене культурного паразитизма только национальный паразитизм, поэтому в каждой нации этот феномен неправильно воспринимался как сугубо местные обстоятельства. Однако явление, которое во всех странах называлось антисемитизмом , было только частичной реакцией на обстоятельство, имевшее культурную, а не узконациональную природу.

В свете культурной патологии антисемитизм является точным аналогом образования антител в кровеносной системе при патологии человека. В обоих случаях организм сопротивляется инородной жизни. Обе реакции являются неизбежными, органически необходимыми выражениями судьбы. Осуществляя то, что должно, судьба вступает в борьбу с чужим. Нельзя во всех случаях утверждать, что ненависть и злоба, терпимость и добрая воля вообще не имеют отношения к этому основополагающему процессу. Культура представляет собой организм иного, чем человек, уровня, подобно тому, как человек находится на другом уровне по сравнению с животным. Однако фундаментальная регулярность присутствует во всех организмах независимо от класса, будь то растение, животное, человек или культура. Такая иерархия организмов, очевидно, соответствует Божественному плану, и ее не изменить ни сколь угодно долгой пропагандой, ни «терпимостью» вплоть до абсолютного самоотказа или самообмана.

По поводу антисемитизма возникают вопросы, связанные скорее с культурной дисторсией, чем с культурным паразитизмом, поэтому здесь, пожалуй, достаточно сказать, что антисемитизм (опять же, в точности как феномен образования антител в крови при человеческой патологии) есть обратная сторона культурного паразитизма и может быть понят только как один из его результатов. Антисемитизм совершенно органичен и иррационален, как и реакция на человеческую болезнь. Культурный паразитизм — это феномен сосуществования совершенно чуждого [организма] с хозяином, также совершенно иррациональный. У культурного паразитизма нет причины .

С другой стороны, разум диктует, что чужая группа должна раствориться, влиться в окружающую жизнь. Это положило бы конец жестокой травле, бессмысленной ненависти, напрасным битвам. Но жизнь иррациональна даже в эпоху рационализма. Фактически рационализм мог выйти на арену не иначе, как в форме религии, веры, иррациональности.

Феномен культурного паразитизма распространен в высокой культуре не только на ее родине. Это хорошо иллюстрирует история Америки, возникшей как колония западной культуры. Этим все сказано о дальнейшей участи Америки и заранее положен предел американским возможностям. Чем, по идее, является колония ? Она является творением культуры, ее произведением, чем-то духовно завершенным уже в силу ее успешного основания. Это значит, что колония не обладает внутренней необходимостью, миссией. Поэтому ее духовное окормление зависит от материнской культуры. Это столь же справедливо для Америки, как для Сиракуз и Александрии в классической культуре, для Гранады и Севильи — в арабской. Если плодотворные импульсы могут, пусть нечасто, исходить от периферии культурного тела, то свой смысл в качестве достижений они обретают в культурном центре. Эта духовная зависимость колоний равносильна их слабости , выражающейся в отсутствии культурного иммунитета. В колонии наблюдается пониженная естественная сопротивляемость культурным чужакам, потому что ощущение культурной миссии в целом отсутствует, сохраняясь только в отдельных индивидах или, в лучшем случае, в небольших группах. История колоний (тому пример Сиракузы) показывает нам, что культурные кризисы, даже такие идиопатические, как торжество рационализма, оказывают на них более сильное воздействие. Колонию легче разрушить, потому что она структурирована не так, как культура. В колонии нет и быть не может культурного слоя. Этот слой представляет собой орган высокой культуры, связанной с почвой. Культура не поддается трансплантации, даже если ее население мигрирует и сохраняет контакты с культурным телом. Колонии являются продуктами культуры, поэтому их жизнь менее сложна и артикулирована, чем жизнь материнской культуры.

Бессознательное понимание этого элементарного факта в Америке всегда было достаточно экспрессивным, но в XX веке он столь же яростно сознательно отрицался. Американские литераторы XIX века внутренне ассимилировали европейскую культуру, а она ассимилировала их. Причина, по которой всегда вызывал удивление феномен Эдгара По, заключается в его совершенном владении культурным мышлением и в абсолютной независимости от колониального окружения. Высшие достижения американской художественной литературы считались частью английской литературы, что в целом было совершенно справедливо. Бедность и скудость собственно американской литературы объясняются ее колониальной участью, а немногие великие имена представляют западную культуру.

На протяжении последних двух столетий все талантливые американцы, ставшие или стремившиеся стать известными людьми, тянулись к Европе: Ирвинг, Готорн, Эмерсон, Уистлер, Фрэнк Харрис, Генри Джеймс, финансовая плутократия, Уилсон, Эзра Паунд. В американской традиции тур по Европе являлся частью образования. Европа продолжала духовно властвовать над американцами, обладающими культурным чутьем или амбициями.

Любой органический материал обобщается только ради установления великой закономерности . В живой материи всегда существуют отклонения, место которых становится понятным только с учетом более широких ритмов. Рационалистическая мысль пыталась нарушить великий и всеохватный органический ритм, дробя органическое мышление, сосредоточиваясь на случаях отклонения . Ей не хватало глубины даже на то, чтобы осознать мудрость, заключенную в афоризме «Исключение подтверждает правило».

Несмотря на то, что в Америке после того, как она превратилась в мировую державу по итогам американо-испанской войны (1898–1899), вошло в моду отрицание своей духовной зависимости от Европы, но факт оставался фактом. Теперь нас уже не удивляет, что культурный факт игнорирует человеческие желания, намерения, потребности или утверждения. Тема Америки требует особого изучения, поскольку культурная болезнь Запада придала ей новый смысл в мировой политике. Здесь же мы рассматриваем только один ее аспект — наличие в ней культурного паразитизма.

С начала XVII по начало XIX века работорговцы завезли в Америку миллионы африканских туземцев. В итоге на протяжении XVIII и первой половины XIX века сформировалось огромное, плодовитое и совершенно чуждое паразитическое тело. Это хороший пример культурного значения термина «паразит», не имеющего отношения к труду в экономическом смысле. Африканцы в Америке имели экономическое значение, и в силу того, что на них была построена экономика, стали в практическом смысле необходимы. Классовая война взяла в обычай называть всех, кто не занят ручным трудом, «паразитами». Этот спорный термин не имеет ничего общего с феноменом культурного паразитизма, выражением которого стал в Америке негр, несмотря на его экономическую полезность.