Христиан Вольф - Христиан Вольф и философия в России

4, § 4; 5, § 14].

В этих определениях предмета онтологии как сущего Вольф следует аристотелевскому определению первой философии как науки о «сущем как сущем», как общего знания «самостоятельно существующего» или о его первых началах и причинах [18. T. 1. С. 67—69, 119, 181—182, 276]. Обращаясь к указанным понятиям, Вольф пытался реализовать идею Лейбница о необходимости «синтеза» старой метафизики и новой науки, античной и современной философии [см.: 28. T. 1. С. 92—93; Т. 2. С. 71—72 и др.], а тем самым найти новые пути обнаружения и способы обоснования первых принципов или начал метафизики, которые, по его мнению, до сих пор существуют в смутной и беспорядочной форме. Поэтому свою основную задачу (и заслугу) Вольф видел прежде всего в достижении логической ясности и отчетливости основных понятий метафизики, их обоснованности и доказательности достоверности и т. п. уи именно этим объясняется то подчеркнутое логико-методологическое значение и теоретико-познавательная функция, которыми он наделяет свое учение о первых принципах метафизики.

Как в ранних, так и в поздних работах он постоянно повторяет, что рассматривает онтологию не как учение о вещах (Dinge-Lehre), а именно как «науку об основаниях», поскольку в ней разъясняются всеобщие основания или первые понятия, которыми мы пользуемся во всех науках и которые служат источником высшей достоверности всякого познания [4 § 17, 193; 3, § 1—3]. Именно в онтологии даются принципы различения предметных областей всех других метафизических дисциплин — космологии, психологии и теологии, а также их необходимой систематической связи, т. е. основные условия и предпосылки превращения метафизики в строгую и доказательную науку, а именно — в единую и универсальную систему человеческого знания, построенную согласно демонстративному методу и опирающуюся на несомненный опыт [1, § 8—10; 2, § 3, 4, 25; 3, § 2—6, 9, 24, 70]. Собственно говоря, само словосочетание «разумные мысли

о...», каковое входит в заглавие «Метафизики» и большинства других работ Вольфа раннего или немецкоязычного периода, и есть указание на такого рода — научный — характер его философии, что было для него синонимом логической ясности и отчетливости, точности и обоснованности всех ее понятий, т. е. правильности самой формы их мыслимости в соответствии с законами и принципами логики.

Тем не менее, наряду с этими установками и вопреки им, в его определениях основных понятий онтологии, их предмета и функций бросается в глаза очевидная двойственность и даже противоречивость, что обнаруживается даже в заголовке «Метафизики» и особенно ее второй главы, где Вольф рассматривает ее исходные принципы: «О первых основаниях нашего познания и всех вещах вообще» (курсив наш. — В . Ж.). Тем самым он указывает как бы на двоякое содержание или двоякий предмет первых оснований своей метафизики: они одновременно выступают принципами как познания, так и «вещей вообще» (Dinge überhaupt), т. е. бытия как такового или сущего самого по себе или вообще (обозначаемого терминами: Sein, etwas, ens per se, entis in genere и t. n.).

Иначе говоря, предпосылая логику метафизике, а логическую форму или «разумность» мыслей всякому их содержанию и любым предметам или «вещам», Вольф сохраняет за понятием «вещей вообще» некоторую автономию, самостоятельность или независимость от «разумных мыслей» о них, от «первых оснований» их «познания». Еще более удивительно, что в поздних работах в качестве «основной науки» метафизики оказывается онтология, где в роли первых принципов метафизики выступают не основания познания вещей или формы и законы их логической мыслимости, а понятия сущего вообще, бытия как такового или «вещей вообще». Другими словами, здесь речь идет уже не об автономии понятия вещей от принципов их познания, а, напротив, о зависимости познания от сущего, «разумных мыслей о всех вещах вообще» от самих этих вещей, т. е. от бытия «Бога, мира и человеческой души».

В силу этого вполне может сложиться впечатление, что в искомом «синтезе» новой науки и «древней философии» Вольф в конечном итоге склоняется к последней, а взамен своей изначальной логико-методологической установки на прояснение философских понятий и построение доказательной системы метафизики отдает предпочтение если не средневековой схоластической онтологии, то тем традиционным онтологическим подходам, в которых отсутствовало сколько-нибудь четкое различение категорий познания и бытия или имело место синкретическое смешение мысли о сущем и сущего как такового. Во всяком случае, из многочисленных вольфовских определений первых принципов метафизики трудно понять, о каких же принципах идет речь — познания или бытия — и чем, собственно говоря, является онтология— «основной наукой» о бытии и сущем или о первых основаниях познания?

Однако именно у Вольфа как типичного представителя новой философии, и особенно позднего этапа ее рационалистической ветви, указанные категории (прежде всего категория сущего, бытия или существования) заметно утратили присущую им многозначность и расплывчатость и если не стали более ясными и отчетливыми, то более наглядными стали трудности их однозначного и адекватного определения. Более того, в процессе последовательного рассмотрения в составе метафизической системы соотношение этих категорий все больше обретало характер очевидной дилеммы и форму явно выраженной логико-методологической и гносеологической проблемы. Иначе говоря, в рационалистической метафизике Вольфа эти категории начали выступать именно как противоположные по своему содержанию понятия, а потому и вопрос об их соотношении, о возможности их связи и единства, а также о том, какое именно из них является «первым основанием» другого, приобрел значение принципиальной проблемы или того, что впоследствии получит определение основного вопроса философии.

Напомним в этой связи, что в предисловии к «Метафизике» Вольф дает довольно точную классификацию традиционных философских направлений или школ, причем в ее основу кладет как раз способ решения вопроса о соотношении категорий мышления и бытия. Но что особенно важно, в отличие от других рационалистов Нового времени, в том числе Декарта и Лейбница, в вольфов-ской философии эта проблема обнаружила некоторую странную природу и сущность, а именно способность воспроизводиться и вновь обнаруживать свою внутреннюю противоречивость, вопреки всем попыткам ее решения и преодоления, которые Вольф столь же постоянно, сколь и тщетно предпринимает на протяжении всего хода построения своей метафизической системы.

Собственно говоря, именно эти настойчивые попытки решить указанную проблему, причем попытки, предпринимаемые не спорадически и случайно, а вполне осознанно и весьма последовательно, и были тем новым, оригинальным и эвристически значимым словом Вольфа в истории философии, которое не позволяет видеть в нем всего лишь поверхностного эклектика и систематизатора Лейбница. Ниже мы остановимся на конкретном содержании этих попыток, но пока отметим, что именно в них Вольфу удалось если не понять и адекватно сформулировать, то как-то обозначить вполне реальное и инвариантное содержание некоторой исходной и основной проблемы философского познания, во всяком случае, поставить ее в форме вопроса о соотношении таких категорий его метафизики, как возможное и действительное, сущность и существование, мыслимое и эмпирически данное, психическое и физическое, рациональное и чувственное и т. д. и т. п. Напомним в этой связи, что определяя сущность и основной порок всей традиционной метафизики понятием «догматизм», Кант понимал под ним попытку создания онтологии «без предварительной критики способности самого чистого разума». Иными словами, до или прежде учения о бытии и его первых основаниях необходимо уяснить вопрос о возможности понятия о бытии или, говоря словами Канта, «осведомиться о правах разума» на свои принципы чистого познания из философских понятий и о «способе, каким он дошел до них» [27. Т. 3. С. 99].