Жозеф Местр - Санкт-Петербургские вечера

и взор его совершенно затуманивается. А физик, проделавший опыт Гэльса, 6спрашивает самого себя: так что же такое растение, что такое дерево, и наконец, что такое материя? — и уже не осмеливается смеяться над алхимиками. Однако всего любопытнее то, что происходит в наши дни в области химии. Следите внимательно за ходом химических опытов, и вы увидите, куда они приведут посвященных. Я глубоко чту их труды, но очень опасаюсь, что потомство воспользуется ими безо всякой признательности, а на самих химиков будет смотреть как на слепцов, которые, сами того не ведая, забрели в страну, существование которой отрицали.

В общем, нет такого чувственного закона, позади которого (простите мне это нелепое выражение) не скрывался бы закон духовный, для него же первый — лишь видимое проявление. Вот почему никакое истолкование причин с помощью материи никогда не удовлетворит глубокий и основательный ум. Как только мы покидаем мир материального и осязаемого опыта и переходим в царство рациональной философии, нам следует тотчас же выйти за пределы материи и объяснять все метафизически. Я разумею метафизику истинную, а не ту, что с таким рвением насаждали в прошлом веке люди, коих на полном серьезе именовали метафизиками. Забавные же это были метафизики! Всю свою жизнь посвятили они доказательству того, что никакой метафизики нет и в помине; прославленные скоты, само дарование которых стало животным!

А значит, достойный друг, вполне очевидно, что к цели можно прийти лишь теми необычными путями, коих вы так страшитесь. Пусть даже и сам я не дойду до цели — потому ли, что у меня недостанет сил, или потому, что

5П

авторитет поставит на моем пути преграду — но не важнее ли здесь то, что иду я верной дорогой и твердо об этом знаю? Все изобретатели, все талантливые люди были глубоко религиозными и даже экзальтированными личностями. А человеческий рассудок, испорченный безбожным скептицизмом, похож на целину, ничего не порождающую или заросшую сорными травами, совершенно для людей бесполезными. И тогда даже природное плодородие земли обращается во зло, ибо эти растения, перемешиваясь между собой и сплетаясь корнями, делают почву твердой, образуя еще одну преграду между небом и землей. Так сломайте же, сломайте эту проклятую кору, истребите эти дьявольски живучие побеги, призовите на помощь всю силу человеческую, вонзите в землю лемех и в глубине ее ищите силы земли, дабы сочетать их действие с силами неба!

Вот, господа, правдивое изображение человеческого разума, открытого или замкнутого для божественных познаний.

И даже естественные науки подчиняются общему закону. Гений никогда не бредет, едва волоча ноги и опираясь на силлогизмы, как на клюку. Движения его свободны, образ его действий сродни вдохновению — все видят, как он достигает цели, но никто не видит, как он к ней идет. 312 312 Divina cognitio non est inq uisitiva... non per ratio-cinationem causata.sed immaterialis cognitio rerum absque discursu (s. Thomae Aquinatis Adversus gentes, I, 92). В самом деле, наука была непосредственным знанием, и чем более сохраняется в человеке это ее свойство, тем ближе она к своему первообразу. Есть ли, например, астроном, которого можно было бы сравнить с Кеплером? Самый Ньютон не кто

иной, как превосходный комментатор этого великого мужа, — единственного, кто сумел начертать свое имя в небесах, ибо законы мироздания суть законы Кеплера. 313 313 Знакомые с философией Бэкона понимают этот жаргон; растолковывать же его остальным — слишком долгое занятие. 314 314 Itaque tenebimus quemadmodum coelestia soient, NOBILEM CONSTANTIAM (The Works of Fr. Bacon. London, 1803, in 8°, t. IX (Thema coeli), p. 252). В третьем же из этих законов присутствует нечто столь необыкновенное, столь чуждое всем предварительным умозаключениям и независимое от прежних познаний, что подлинного вдохновения здесь нельзя не узнать. И к этому бессмертному открытию он мог прийти лишь следуя каким-то мистическим идеям о числах и о небесной гармонии; подобные идеи превосходно сочетались с его глубоко религиозным характером, но для холодного рассудка все это пустые грезы. А если бы эти идеи были представлены на суд иных философов, тщательно остерегающихся всякого рода суеверий, например, Бэкона, любившего астрономию так, как первые мужчины Италии любят женщин, то последний не преминул бы увидеть в них идолы пещеры или идолы рода. 1 (6)Но этот самый Бэкон, заменивший методом индукции метод силлогизма (как говаривали в столетии, исчерпавшем все запасы бредовых идей), не только остался совершенно чужд открытию своего великого современника, но упрямо держался системы Птолемея — несмотря на труды Коперника! — а свое упрямство именовал благородным постоянством." И даже после открытий Галилея он — живший в отечестве Роджера Бэкона! — был искренне убежден, что каустические стекла должны быть вогнутыми 8и что подъем и опускание линзы, производимые наугад для определения фокуса, увеличивают теплоту солнечных лучей.

Не может быть, чтобы вам ни разу не случалось смеяться над механическими истолкованиями магнетизма и в особенности над атомами Декарта, образующими спирали; 315 315 Cartesii Principia philosophica, pars IV, n° 133. Amsterdam, Blaen, 316 316 1685, in 4 e , p. 186. 317 317 II Senecae Quaestiones naturales, lib. III, §§ 10, 12, 15. Elzevir, 1639, 318 318 vol., in 12 e , t. II, p. 578, seqq. 319 319 1,1 Qu um par scientia sit, utiliorem tarnen medicum но вы наверняка не читали то, что писал об этом Гильберт: 320 320 esse (scias) amicum quam extraneum (Aurelii Cornelii 321 321 Celsi De remedio, praef., lib. I). ведь эти старинные книги уже забыты. Я вовсе не намерен утверждать, что он был прав, и однако, я не колеблясь готов ручаться собственной жизнью и даже честью, что открыть что-либо в этой глубокой тайне природы можно будет лишь следуя идеям Гильберта или другим сходным теориям, 9— подобно тому, как круговращение воды в мире нельзя удовлетворительно объяснить (если оно вообще объяснимо) иначе как по примеру Сенеки, 11другими словами, с помощью методов, совершенно чуждых нашим материальным опытам и механическим законам.

Чем ближе науки к человеку (как, например, медицина), тем менее они способны обходиться без религии: вы можете, если угодно, читать сочинения неверующего врача, видя в нем ученого или — если слог его обладает достоинствами — писателя; но к постели своей не призывайте его никогда! 10Оставьте в стороне, если хотите, причины метафизического свойства (впрочем, довольно важные), но помните о наставлении Цельса, который советует нам искать врача-друга. шА потому станем искать

такого врача, который поклялся любить всех людей без изъятья, и будем избегать того, кто по системе не обязан любовью никому.

И даже математика подчинена этому закону, хотя она есть скорее инструмент, нежели собственно наука; вся ее ценность в том, чтобы приводить нас к познаниям иного рода. Сравните математиков великого века с математиками следующего столетия: наши были превосходными счетчиками; с удивительной ловкостью, которой можно только восхищаться, пользовались они переданными в их руки орудиями, но сами эти инструменты были изобретены 11в эпоху веры и религиозных споров, имеющих замечательную способность порождать великие характеры и великие дарования. Ведь это не одно и то же — идти по дороге дальше или самому эту дорогу прокладывать.