Жозеф Местр - Санкт-Петербургские вечера

положении, то разве рассудок ваш не испытывает некоторой неловкости и смутного желания, чтобы какие-то иные слова пришли в этом месте на ум священному автору? Тысячи подобных оборотов докажут вам, что Господу было угодно то позволять человеку говорить так, как он пожелает, сообразуясь с господствующими представлениями эпохи, то скрывать в формах, по видимости простых и порой грубых, великие тайны, которые не всякому дано постичь. А значит, если исходить из двух этих предположений, то что же дурного в том, что мы углубляемся в эти бездны божественной доброты и благодати, — подобно тому, как взрываем мы землю, чтобы извлечь из нее золото и драгоценные камни? Ныне же высокими этими умозрениями должно нам заниматься больше, чем когда-либо, ибо нам следует готовиться к великому событию в божественном миропорядке; событию, к которому приближаемся мы все быстрее и быстрее, — со скоростью, поражающей всякого наблюдателя! Нет больше религии на Земле — однако и далее пребывать в подобном состоянии род человеческий не может. Грозные оракулы возвещают: времена исполнились. Некоторые богословы — и даже католические — считали, что в Откровении Иоанна предсказаны близкие нам события величайшей важности. И пусть теологи-протестанты толковали по поводу этой книги лишь о своих жалких и туманных грезах и видели в ней только то, что хотелось им самим, — все же, заплатив злосчастную дань фанатизму секты, некоторые писатели этой партии уже принимают следующий принцип: Многие пророчества, заключенные в Апокалипсисе, относятся к нынешним временам. Один из них даже утверждал, будто событие это уже началось и французская нация призвана стать великим орудием величайшей из революций. 1Пожалуй, во всей Европе нет сейчас истинно религиозного человека (я говорю об образованных классах), который не ожидал бы чего-то необычайного, — так скажите мне, господа, неужели вы думаете, что это всеобщее согласие может быть ошибочным и что им следует пренебречь? Разве этот всеобщий возглас, предвещающий великие деяния, совершенный пустяк? Обратитесь к прошедшим векам, перенеситесь мысленно в эпоху рождения Спасителя, — разве не восклицали тогда: «Восток близится к своему торжеству; победитель придет из Иудеи; даровано нам божественное дитя; скоро явится оно, низойдя с небесных высот, и вернется на землю золотой век»? Остальное вам известно. Идеи эти распространялись всюду, и поскольку в них заключалась громадная поэтическая сила, то величайший из латинских поэтов усвоил их в своем Поллионе, и)впоследствии переведенном превосходными греческими стихами и по велению императора Константина (2)читавшемся на Никейском соборе. 2Так! это было решение, воистину достойное Промысла, — запечатлеть радостный возглас рода человеческого в бессмертных стихах Вергилия, которые уже никогда не умолкнут! Однако неизлечимое неверие нашего века не желает видеть в этом произведении то, что оно на самом деле в себе заключает, — неподражаемый памятник пророческого духа, волновавшего в ту пору весь мир, — и забавляется тем, что на ученый манер доказывает, будто Вергилий пророком не был, другими словами, что флейта чужда музыке, и что в 4-й эклоге поэта нет ничего необычайного. И сейчас вы уже не встретите нового издания или перевода Вергилия, в котором ученость и рассудок не

предпринимали бы великие усилия ради того, чтобы замутить самые ясные на свете вещи. Оскверняющий философию нашего века материализм не желает замечать, что учение о духе, и в частности, о духе пророческом, вполне правдоподобно само по себе, а кроме того подтверждается традицией, универсальнее и внушительнее которой никогда не существовало. Или вы думаете, будто древние все до одного попросту условились считать, что способность предсказания, или пророчества, есть прирожденное достояние человека? 332 332 Veteres... vim μαντικήν (divinatricem) in natura quandoque homini inesse с о n t e n d u n t... nec desunt inter recentiores nostri seculi scriptores qui veteribus haec in re assensum p r a e be a n t, etc. Cm. Sam. Bochart. Epist. ad dom. de Segrais, Blondel, Reinesins, Fabricius и др., цит. в диссертации Mar. Barth. Christ. Richard «De Roma ante Romulum condita* (in thess. dissert. M. Joh. Christoph. Martini, t. II, part 1, in 8 e , p. 241). Но ведь это же немыслимо! Отдельное существо, а тем более целый класс существ, не может постоянно и повсеместно проявлять склонность, противную его природе. И если вечной болезнью человека является стремление проницать в будущее, то это и есть убедительное доказательство того, что он обладает правами на будущее и средствами его достичь, по крайней мере, при известных условиях.

Древние оракулы проистекали именно из этого внутреннего движения души, указующего человеку на его природу и данные ему права. Напрасно прошлое столетие пускало в ход тяжеловесную ученость Ван Даля (3)вкупе с эффектными фразами Фонтенеля (4)для того, чтобы доказать полную ничтожность этих оракулов. Человек никогда бы не обратился к оракулам, никогда бы

не смог даже вообразить себе что-либо подобное, если бы не опирался при этом на некую первоначальную идею, 3в силу которой и рассматривал их как возможные и даже действительные. Нынешний человек подчинен времени, однако по природе своей он времени чужд — и чужд настолько, что даже идея вечного блаженства, если сочетается она с представлением о времени, угнетает его и страшит. Пусть каждый заглянет в свою душу — он почувствует себя раздавленным идеей счастья, длящегося во времени и не знающего предела. Я бы даже сказал, что человек боится скуки, будь этот оборот уместен в разговоре о столь серьезном предмете. Впрочем, это дает мне повод к замечанию, которое, надеюсь, не покажется вам вовсе лишенным смысла.

Пророк обладает особой привилегией выходить за пределы времени; идеи его уже не располагаются последовательно и не имеют продолжительности — потому они соприкасаются на основании простой внутренней аналогии и смешиваются, что по необходимости сообщает речам пророка величайшую нестройность и неупорядоченность. Сам Спаситель пребывал в подобном состоянии, когда отдавался по своей воле пророческому духу: внутренне сходные представления великих бедствий, отделенные от условий времени, приводили его к тому, что разрушение Иерусалима он отождествлял с разрушением мира. Подобным образом и Давид, когда собственные страдания заставили его размышлять о мучениях праведника, внезапно вырывается из потока времени и восклицает, соприсутствуя грядущему: «Они пронзили руки мои и ноги мои, они перечли все кости мои, они поделили ризы мои между собой и бросили жребий об одежде моей» (Пс. 21, 17-19). Другой, не менее заме-нательный пример пророческого процесса — великолепный 71-й псалом. 1Принимаясь за перо, Давид думал только о Соломоне, но вскоре представление о подобии смешалось в его сознании с идеей образца, и, едва дойдя до 5-го стиха, он уже восклицает: «Он пребудет, доколе пребудут светила небесные»; восторг его с каждым мгновением становится все сильнее, и он создает великолепный отрывок, единственный по своему пылу, стремительности и поэтической энергии.