Жозеф Местр - Санкт-Петербургские вечера

1«Что бы там ни говорили, но магометане представляют собой, несомненно, христианскую секту, — коль скоро даже приверженцы нечестивой ереси Ария заслуживают имени христиан* (Sir William Jones’s Description of Asia, Works, in 4 e, t. V, p. 388). <6)

«Следует признать, что социниане чрезвычайно близки магометанам* (Лейбниц. Сочинения, in 4°, т. V, с. 481 ; Мысли и дух Лейбница, in 8°, т. II, с. 84).

«Магометане, как говорит г-н Журьё, являются сектой в христианстве* (Николь. Трактат о единстве Церкви, in 12°, кн. III, гл. 2, с. 341).

В самом деле, ислам признает единого Бога и божественную миссию Иисуса Христа (в котором, правда, видит лишь совершенное сотворенное существо), — так отчего бы ему не принадлежать к христианству точно так же, как принадлежит к нему и арианство, (8)исповедующее подобное учение? Этого мало: на мой взгляд, из Корана можно извлечь такой символ веры, который весьма смутил бы деликатную совесть протестантских пасторов, если бы последним нужно было поставить под ним свою подпись. Таким образом, если протестантская религия всюду, где она владычествует, ввела социнианство, то можно считать, что она в той же мере уничтожила христианскую веру. И неужели вам кажется, что подобное положение вещей может продлиться? Неужели вы не видите, что это великое отступничество есть в одно и то же время и причина, и предзнаменование грозного суда?

Другое обстоятельство, на которое я хочу обратить ваше внимание, — обстоятельство куда более важное, чем это может показаться на первый взгляд, — есть деятельность Библейского общества. (9)Об этом, г-н граф, я мог бы сказать вам словами Цицерона: novi tuos sonitus. 1 (12)Вы питаете большую неприязнь к Библейскому обществу и, откровенно говоря, приводите основательнейшие доводы против этого непостижимого учреждения. И я, если угодно, добавлю, что, даже будучи русским, чрезвычайно почитаю в этом отношении вашу церковь и склоняюсь к ее мнению. Ибо, если вы, католики, являетесь по всеобщему убеждению столь умелыми тружениками на ниве евангельской проповеди, что сумели

1N о s t i meos sonitus (Ciceronis Epistola ad Atticum).

внушить страх и самой политике, то я не вижу, почему бы не довериться вам в деле распространения христианства, в котором вы такие знатоки. Так что я не стану спорить с вами в этом пункте, если только вы позволите мне отнестись с должным почтением к известным членам, а особенно — к известным покровителям общества, в благородстве и святости намерений которых не позволено даже усомниться.

И все же я полагаю, что обнаружил в деятельности этого общества грань, никем прежде не замеченную. Послушайте меня, прошу вас, и будьте моими судьями.

Когда царь Египта (не помню какой и в какие времена) велел перевести Библию на греческий, он полагал, что удовлетворяет свое любопытство или склонность к благодеяниям, а может и некие политические виды. Истинные же иудеи, без сомнения, с крайней досадой наблюдали, как почитаемый ими закон, так сказать, брошенный под ноги язычникам, уже не говорит исключительно на том священном языке, который передал его в неприкосновенности от Моисея до Елеазара.

Но приближалась эпоха христианства, и переводчики Библии, распространяя Священное Писание на всемирном языке, трудились во имя новой религии, так что апостолы и их первые преемники обнаружили, что работа уже сделана. Септуагинта мгновенно взошла на все церковные кафедры и стала оригиналом для последующих переводов на все живые языки того времени.

И сейчас происходит нечто подобное, но уже в других формах. Да, я знаю, Рим не выносит Библейского общества, видя в его образовании одну из самых коварных интриг, когда-либо затевавшихся против христианства. И все же Риму не стоит слишком тревожиться: пусть даже Библейское общество не ведает, что творит, оно станет для будущей эпохи тем, чем были некогда семьдесят толковников, которые, конечно, и думать не могли о христианстве и не догадывались, какая судьба ожидает их перевод. И коль скоро новое излияние Святого Духа причисляется ныне к событиям, ожидать которые можно по самым веским основаниям, то необходимо, чтобы проповедники этого нового дара могли цитировать Священное Писание всем народам. Апостолы — не переводчики, их задача совсем иная, но Библейское общество, слепое орудие Промысла, само готовит эти новые переводы, и придет день, когда истинные посланники небес станут их толковать на основании законного призвания (нового или первоначального — неважно), которое изгонит сомнения из Града Божьего. 1Так заклятые враги единства трудятся ради его установления.

Граф. Достойный друг, я очень рад, что блестящие ваши разъяснения вынуждают, наконец, и меня объясниться таким образом, чтобы убедить вас в том, что меня миновало, по крайней мере, одно великое несчастье — говорить о том, чего я не знаю.

Итак, вы пожелали, «чтобы я оказал величайшую любезность и объяснил вам, что такое иллюминат». Я вовсе не отрицаю, что этим словом часто злоупотребляют, вкладывая в него какой придется смысл. Но если, с одной стороны, следует пренебречь некоторыми легкомысленными суждениями, слишком обыкновенными в обществе, то, с другой стороны, нельзя совершенно

'Fides dubitationem eliminat е civitate Dei (Huet. De imbecillitate mentis humanae, lib. Ill, n° 15).

сбрасывать со счетов чувство какой-то смутной, всеобщей неприязни, связанное с известными словами. И если ни к чему предосудительному слово иллюминат отношения не имеет, то нелегко понять, почему же всеобщее мнение постоянно заблуждается, всякий раз соединяя с ним представление о смехотворной экзальтации — а то и о чем-нибудь похуже. Но раз уж вы обращаетесь ко мне с формальным запросом по поводу значения этого слова, скажу вам, что немногие, пожалуй, смогли бы удовлетворить ваше любопытство лучше, чем я.

Во-первых, я не утверждаю, что всякий иллюминат непременно является франкмасоном, я лишь говорю, что все иллюминаты, которых встречал я, и прежде всего — во Франции, таковыми являлись. Основной их догмат заключается в следующем: то христианство, которое знаем мы сейчас, есть на самом деле лишь голубая ложа, предназначенная для толпы непосвященных, — зато человек желания способен постепенно подняться к тем возвышенным познаниям, которыми обладали первые христиане, истинно посвященные. Именно это некоторые немцы и называли трансцендентальным христианством. Данная доктрина представляет собой смесь платонизма, оригенизма и герметической философии на общей основе христианства.

Сверхъестественные познания являются главнейшей целью их трудов и величайшим предметом их чаяний, и они ничуть не сомневаются в том, что человек способен вступать в общение с духовным миром, иметь сношения с духами и открывать таким образом удивительнейшие тайны.