Жозеф Местр - Санкт-Петербургские вечера

5. (Стр. 510. «Этот мир есть совокупность невидимых вещей, явленных взору»)

ΕΙΣ ТО ΜΗ ΕΚ ΦΑΙΝΟΜΕΝΩΝ ТА ΒΛΕΠΟΜΕΝΑ ΓΕΓΟΝΕΝΑΙ

(НеЬг. 11,3). (13)

Перевод Вульгаты: Ut ex invisibilibus visibilia fièrent. — Перевод Эразма, посвященный папе Льву X: (14)Ut ex his quae non apparebant ea quae videntur fièrent. — Перевод Легро: (15)Все видимое образовано из темной сущности. — Перевод Монса: Прежде образования видимого существовало лишь невидимое. Перевод Саси (16)совпадает с переводом Монса (он работал над ним вместе с Арно). — Протестантский перевод Остервальда: Так что зримые вещи не были созданы из явленных взору вещей. — Давид Мартен, (17)in fol., Женева, 1707 (Синодальная Библия): Таким образом, что зримые вещи вовсе не были созданы из вещей видимых. — Английский перевод, принятый англиканской церковью: So that things which are seen were not made of things which do appear. — Славянский перевод неизвестного автора, впрочем, весьма древний, так как приписывали его, хотя и ошибочно, св. Иерониму: Vo ege ot neyavliaemich vidimym byti (что вполне соответствует Вульгате). — Немецкий перевод Лютера: (18)Dass alless was man siehet aus nichts worden ist.

Св. Иоанн Хризостом понимал этот текст так же, как и Вульгата, лишь несколько развил его смысл в диалоге: Έκ μή φαινομένων τα βλεπόμενα γέγονε (s. Ioannis Chryso-stomi In epistolam ad Hebraeos, hom. XXII, cap. XI).

6. (Cmp. 512. «Физик, проделавший опыт Гэльса...»)

Полагая, что данное обстоятельство известно немногим, считаю своим долгом заметить, что описание знаменитого опыта Гэльса (19)с растениями, которые ничуть не убавляют вес питающей их почвы, буквально совпадает с тем, что обнаруживается в книге под названием «Actus Petri, seu Recognitiones». Знаменитый Уистон, (20)который чрезвычайно высоко ценил эту книгу и перевел ее с греческого, поместил целый отрывок из нее в собственное сочинение «Astronomical principies of religion». (London, 1725,in 8°,p. 187). Автором Recognitiones считают св. Климента/ 20ученика ап,-Петра. Книга написана во II в. (вставки в нее относятся к III в.). См. об этом: Joh. Millii Prolegomena in Nov. Test, graecum, in fol., p. 1, n° 277, а также сочинение Руфина «De adulteratione librorum Origenis» (inter орр. Origenis. Bâle, Episcopius, 1771, 2 vol., in fol., t. I, p. 778).

7. (Cmp. 514. «...законы мироздания суть законы Кеплера»)

«Более чем вероятно, что Кеплер никогда бы и не помыслил о знаменитом законе, обессмертившем его имя, если бы закон этот не вышел, как бы сам собою, из его гармонической небесной системы, основанной... на неких пифагорейских совершенных числах, фигурах и созвучиях; системе таинственной и загадочной, которой Кеплер занимался от первой молодости до конца своих дней. С этой теорией соотносил он все свои труды, и именно ей обязаны мы большей частью наблюдений и сочинений Кеплера» (Мэран. {22)Диссертация о льде. Париж, 1749, in 12°, предисл., с. 11).

8. (Стр. 514. «И даже после открытий Галилея он (Бэкон)... был убежден, что каустические стекла должны быть вогнутыми»)

«Соединение солнечных лучей увеличивает теплоту, как то доказывают зажигательные стекла, посередине более тонкие, чем по краям·, этим, как я полагаю, они отличаются от стекол для подзорных труб. Насколько помню, при пользовании зажигательным стеклом его сначала помещают между солнцем и телом, которое хотят поджечь, а затем поднимают по направлению к солнцу, отчего угол конуса становится более острым. Однако я убежден, что, если бы его сразу же установили на этом новом месте, оно не обладало бы той же зажигательной силой, хотя угол оставался бы столь же острым» (Inquisitio légitima de calore et frigore, t. II, p. 181). В другом месте он снова обращается к этому предмету и говорит, что «если зажигательное стекло поместить, например, на расстоянии ладони, то зажигательная его сила отнюдь не будет равна той силе, с которой оно действует, если поначалу его установить на вдвое меньшем расстоянии, а затем постепенно отводить на первое расстояние. Однако конус и конвергенция остаются прежними, а значит, теплота увеличивается именно благодаря движению» (там же, т. VIII; Nov. org., lib. II, η β28, ρ. 101 ). (23)Дальше уже некуда: это предел невежества.

9. (Стр. 515. «...открыть что-либо в этой глубокой тайне природы можно будет лишь следуя идеям Гильберта или другим сходным теориям»)

Книгу Уильяма Гильберта, о которой так часто говорил Бэкон (Commentarii de magnete), я не читал и даже не смог ее отыскать. Впрочем, для моей цели достаточной заменой послужит следующий отрывок из физики Гассенди (24)в сокращении Бернье, in 12°, т. I, гл. XV, с. 170-171: «Я убежден, что Земля есть не что иное, как огромный магнит, а магнит — не что иное, как маленькая Земля, которая происходит от истинной и подлинной земной субстанции. И если, наблюдая, как посаженный в землю саженец пускает корни, как он прорастает, как на нем появляются ветви и т. д... мы без труда убеждаемся в том, что этот побег был срезан (например) с оливкового дерева, то, подобным же образом, если мы приведем магнит в состояние равновесия и обнаружим, что он не только имеет собственные полюса, ось, экватор, параллели, меридианы и все прочие части, которые составляют тело Земли, но, кроме того, сообразуется с самой Землей, обращаясь своими полюсами к ее полюсам, а другими частями — к соответствующим частям Земли, то разве не убедимся мы в том, что магнит был отделен от Земли, или от истинной земной субстанции?»

10. (Стр. 515. «...вы можете, если угодно, читать сочинения неверующего врача, видя в нем ученого или — если слог его обладает достоинствами — писателя; но к постели своей не призывайте его никогда!» )

В своих бумагах я нашел наблюдение, убедительным образом подтверждающее данный тезис. Оно было извлечено мною из анонимного сообщения об английском докторе Шейне, включенного в 20-й том «Европейского журнала» (ноябрь 1719 г., с. 356).

«К чести профессоров медицины должно заметить, что величайшие теоретики и знаменитейшие практики этой науки благочестием своим были известны не меньше, чем обширностью познаний. И поистине не следует удивляться тому, что люди, призванные по своей профессии к исследованию глубочайших тайн природы, в то же время более других проникнуты представлением о мудрости и благости ее творца... Вероятно, это наука произвела в Англии более яркое созвездие мужей, знаменитых своим талантом, разумом и ученостью, чем любая иная отрасль наших знаний».

Процитируем также славного Морганьи. Он часто повторял, что именно «его познания в медицине и анатомии уберегли его веру от всякого соблазна». Однажды он воскликнул: «Ах! если бы я мог любить Бога так же, как я его познаю!» (См. Elogio del dottore Giambattista Morgagni, Efemeridi di Roma, 13 giugno 1772, n e24). (25)

11. (Cmp. 516. <���иОни пользовались переданными в их руки орудиями, но сами эти инструменты были изобретены» и т. д.)

Слово век здесь не следует понимать буквально, ибо новая эра изобретений в математических науках простирается от триумвирата Кавальери, о. Грегуара и Вие-та (26)(конец XVI века) вплоть до Иоганна и Якоба Бернулли (27)(начало XVIII века), и поистине это была эпоха веры и религиозных споров. О. Бошкович, (28)не имевший в прошлом веке себе равных по разнообразию и обширности познаний, свободных от каких-либо пагубных примесей, утверждал в 1755 году, что в его время не просто некого было противопоставить гигантам только что ушедшей эпохи, но что всем наукам предстояло движение вспять, — это он доказывал с помощью весьма изящной кривой (см. Rog. Jos. Boscowich, S. J. Vati-cinium quoddam geometricum, in Supplem. ad Bened. Stay «Philos, recent, versibus traditam». Romae, Palearini, 1755, in 8°, t. I, p. 408). Не мне судить об этой «Занимательной математике», однако я полагаю, что в целом (учитывая даже некоторые исключения, легко сводимые к общему правилу) тесная связь религиозного духа и духа открытий всегда будет очевидной для любого здравомыслящего человека.