Жозеф Местр - Санкт-Петербургские вечера

Данная просьба представляется мне весьма скромной, и никто, на мой взгляд, не будет вправе оскорбиться, ее услыхав.

Надеюсь, читатель возмутится еще менее, когда познакомлю я его с примером тех сомнений, которые вызывают у меня механические теории; пример этот будет взят из наших элементарных представлений о форме Земли.

В самом начале обучения этому предмету нам всем растолковали, что поверхность нашей планеты сплющена у полюсов и, напротив, приподнята у экватора, так что оси ее неравны; величину этого неравенства и следует определить.

А убедиться в этом, — так нам говорили — можно двумя способами: из опыта, т. е. геодезических измерений, и из теории.

Теория же эта основывается на следующей физической истине: если сфера вращается вокруг своей оси, то под действием центробежной силы она приподнимается у экватора и принимает форму сплющенного сфероида.

И в физическом кабинете нам демонстрировали шар из вощаной кожи на рукоятке: он вращался вокруг своей оси и вследствие этого вращения действительно приобретал указанную форму.

И все мы восклицали: «Да это же совершенно ясно!» Однако полюбуйтесь, сколько убедительных аргументов

иное начало, кроме силы, движущей себя самое? Сила эта — разум, и этот разум — Бог; подобная сила по необходимости предшествует физической природе, которая от нее и получает движение, ибо каким же образом κινών может предшествовать κινούμενον? (40)(Platonis Leges, X, 86, 87). (23)

Смотри также Аристотеля (Physicorum lib. III, I, 23): Quod coelum moveatur ex aliqua intellectuali substantia.

против этого убедительного доказательства возникает в разумном возрасте.

Во-первых, Земля сделана вовсе не из вощаной кожи; внутренность ее для нас — книга за семью печатями, а что касается ее внешней части и той оболочки весьма скромных размеров, которую предоставил в наше распоряжение Бог, то здесь мы видим и море, и сушу, и огромные горы, уходящие вглубь на неизвестное расстояние (в них мы можем усмотреть кости земли). И если бы вся эта масса (которую мы предполагаем вначале неподвижной) вдруг получила суточное движение, то жилища человека и пристанища животных были бы уничтожены хлынувшими к экватору водами. Следовательно, Земля не могла бы стать такой, какой она есть, ибо, когда она начинает вращение и т. д.

Во-вторых, те физики, которых я имею в виду, творения в собственном смысле слова не признают. Слово это приводит их в ярость, и некоторые из них высказались на сей счет вполне определенно. Так вот, если исходить из их принципов, как же они могут утверждать, что поверхность Земли приподнялась у экватора вследствие движения, которое никогда не начиналось? Стоит лишь над этим немного поразмыслить, и подобное предположение окажется невозможным. И это еще не все. Оставив в стороне вопрос о вечности материи, предположим, что, по крайней мере, наш мир имел начало, — тогда пусть эти механисты поведают нам, из какого же откровения стало им ведомо, что в то время, когда Земля начала вращаться, она была круглой и мягкой? Два этих милых допущения стоит проанализировать.

Если Земля должна была стать в конце концов круглой, то перед началом вращения ей следовало иметь форму эллипса, удлиненного вдоль оси — и именно настолько, насколько это было необходимо для того, чтобы в силу вращательного движения стать совершенно круглой.

Остаются, таким образом, лишь геодезические измерения, а так называемая теория оказывается несостоятельной.

<...>

Наконец, отметим, что многие разделы науки, в особенности той, о которой идет речь, основываются на чрезвычайно тонких исследованиях и наблюдениях, а тонкие исследования требуют тонкого нравственного чувства. Строжайшая честность — первое качество всякого исследователя ...............................

Граф. Начиная наши беседы, мы полагали, что одна только смерть в силах нас разлучить, — но вот Промысел снова в одно мгновение перевернул мир. Обязанности наши меняются вместе с политическими обстоятельствами, и вы, г-н кавалер, вы были призваны первым. Так встаньте же вновь под знамена чести, укажите вашим повелителям на свои почетные раны и отдайте за них ту кровь, что еще течет в ваших жилах. Вперед! с бесстрашием, достойным мучеников, и с од-ной-единственной надеждой — той самой, что их вдохновляла: ибо не стоит обманываться — других надежд для верности в нашем мире уже не осталось. В эпохи великих переворотов чистые жертвы не умирают от первого же удара; их поражают дважды — такова и ваша участь. Ступайте же — я буду ждать вестей о вашей судьбе, но и моя судьба, которая должна быть похожа на вашу, не останется вам неизвестной.

Как! значит, и вы нас вскоре покинете, дорогой сенатор? Взгляните на эти слезы и вы поймете, что в памяти моей вы останетесь навсегда. И те дни, когда письма известят меня, что вы существуете — а значит, что вы меня любите, — станут для меня днями веселья. Если бы только и я мог подарить вам подобную радость!

До последнего вздоха я буду помнить Россию и возносить за нее молитвы. Благодаря доброжелательству ее обитателей страна эта стала для меня родной, и я всегда испытываю радостную признательность, когда меня уверяют, что я — русский. Ваше счастье останется вечным предметом моих мыслей.

Но что же будет с вами посреди этого всеобщего потрясения умов? сольются ли воедино многочисленные и разнородные стихии, пришедшие у вас в соприкосновение за столь короткое время? Слепая вера, грубая обрядность, философские теории, иллюминизм, дух свободы, нерассуждающая покорность; изба и дворец, утонченная роскошь и дикая суровость — во что превратятся эти несогласные элементы, приведенные в движение страстью к новизне, которая образует, быть может, самую яркую черту вашего характера; страстью, непрестанно устремляющей вас навстречу новым предметам и вызывающей отвращение к тому, чем вы уже обладаете? Вы способны жить в свое удовольствие только в том доме, который только что купили. Все — от государственных законов до лент на платьях — все подвластно неутомимому вращению колеса ваших перемен.

Но взгляните на другие народы, населяющие земной шар, — их привела к славе система противоположная! Упрямый британец тому доказательство: до сих пор его государи почитают за честь носить титулы, пожалованные римскими папами; меч, полученный из тех же рук, и ныне движется перед ними в день коронации, — так что и в будущем им не придется ничего менять. В их адрес-календарях и сейчас можно встретить звание придворного духовника — так трудно им расстаться со старинными своими установлениями! Но какой народ превосходит англичан в силе, единодушии, в национальном величии и славе? Хотите ли и вы, чтобы величие ваше сравнялось с вашей мощью? — так следуйте же подобным образцам; во всем, даже в мелочах, противодействуйте духу новшеств и перемен: развесьте на стенах домов закопченные ковры ваших предков, уставьте столы ваши грузным их серебром! Вы сейчас говорите: «Мой отец в этом доме умер, — значит, дом нужно продать». Будь же проклят этот софизм бесчувственности! Скажите наоборот: «Здесь умер мой отец — и я уже не вправе продавать этот дом». Повесьте над входом ваш бронзовый герб — и пусть новое поколение по-прежнему ступает на тот порог, через который проносили прах ваших пращуров. Забудьте о досках, гвоздях и отвратительной штукатурке. Бог сделал вас господами железа и гранита — так используйте же эти дары и стройте только для вечности! У вас не найти величественных памятников, и можно подумать, что они вам не по нраву. Вы скажете: «Мы еще так молоды!» — но вспомните: и египетские пирамиды были когда-то новыми. И если сами вы ничего не сделаете для времени, то что же сможет сделать время для вас? А что до наук, то и они появятся в свою пору, если пожелают. Но созданы ли вы для них? — Увидим. А впрочем, не все ли вам равно? Римляне, столь великие в литературе, ничего не смыслили в науках как таковых, и тем не менее, в кругу прочих наций выглядели достойно. И вы, подобно римлянам и всем другим народам мира, начинаете с поэзии; прекрасному вашему языку доступно все, — так не будьте же нетерпеливы, дайте вашим дарованиям созреть, вспомните: с вами происходит то, что уже происходило со всеми нациями. Ваши воины и государственные мужи — те, кто создал вас такими, какими являетесь вы ныне, — предшествовали у вас, как и повсюду, эпохе наук. Голицын, истинно русский министр истинно русского императора; Долгорукий, сумевший приручить льва, не оскорбив его достоинства; Строганов, бросивший Сибирь к ногам ваших владык; Румянцевы, Репнины, Суворовы, Салтыковы, вознесшие до небес славу вашего оружия, — все эти люди в университетах не учились, и лучше вовсе не иметь университетов, чем переполнить их иностранцами! Ваше время — если суждено ему наступить — придет само собою и без всяких усилий. По всей Европе разгорается пламя — и если вы воспламеняемы, то как же ему не захватить и вас? А пока вас ожидает слава в литературе; слава, достойная римлян. И пусть мои упования, дорогой сенатор, немного стоят, но пока ступаю я по этой несчастной земле, я буду возносить мои молитвы за вас.