Жозеф Местр - Санкт-Петербургские вечера

Кавалер. Честное слово, вы и на гренадера способны нагнать страху. Однако вот вам еще одно противоречие из разряда тех, которые мы только что отметили. Все говорят о счастье, неотделимом от добродетели, все толкуют о страшных муках совести, но, похоже, истины эти — лишь чистая теория, и как только речь заходит о Провидении, о них тотчас же забывают, словно они совершенно ничтожны в практическом смысле. Здесь проявляются разом заблуждение и неблагодарность. Размышляя об этом сейчас, я вижу, насколько это нелепо — сетовать на несчастья, постигающие добродетель. Это ведь то же самое, как если бы мы упрекнули Бога в том, что ему было угодно сделать счастье несчастным.

Граф. Знайте же, г-н кавалер; сам Сенека не сказал бы лучше! В самом деле, Бог дал все тому человеку, коего предохранил или избавил от пороков. 83 83 Omnia mala ab illis (Deus) removit; scelera et flagitia, et cogitationes improbas, et avida consilia, et libidinem caecam, et alieno imminentem avaritiam (Senecae De providentia, cap. VI). (24) Таким образом, утверждение, будто порок в этом мире преуспевает, а невинность несчастна, есть самое настоящее противо-

речие в терминах, — точно так же можно было бы сказать, что бедность богата, а изобилие — нуждается. Но так уж устроен человек; он будет вечно роптать, без конца выискивая доводы против своего Отца. Мало того, что Господь соединил с добродетельной жизнью несказанное блаженство; мало того, что он обещал ей несравненно ббльшую долю в общем разделе благ этого мира, — нет! эти бестолковые головы, из которых рассуждательство изгнало всякий рассудок, все еще недовольны. Их воображаемый праведник должен оставаться невозмущаем никакими тревогами, никаких бед с ним не должно приключиться, он не должен мокнуть под дождем, головня должна почтительно останавливаться у границ его полей, а если случится ему оставить незапертым свой дом, то Господь Бог обязан приставить к его дверям ангела с пылающим мечом — чтобы какой-нибудь удачливый воришка не выкрал золото и драгоценности праведника! 1

Кавалер. Ловлю вас на том, г-н философ, что и вы обратились к шутке, однако остерегусь вас за это упрекать — из страха перед возмездием. Впрочем, я охотно соглашаюсь: в данном случае и шутке могло найтись место посреди серьезного разговора, ибо нельзя придумать ничего более безрассудного, чем скрытые притязания на то, чтобы всякого праведника окунали в Стикс,

‘Numquid quoque a Deo aliquis exigit ut boni viri sarcinas servet ? (25)Так, без сомнения, люди требуют этого всякий день, сами того не замечая. И если вор ограбит одного из тех, кого именуют порядочными людьми, то человек, только что одобрительно улыбнувшийся, услышав это место из Сенеки, тотчас же скажет: «Подобное несчастье никогда бы не случилось с богатым мошенником, — такое бывает лишь с честными людьми».

и он таким образом становился неуязвим перед любыми ударами судьбы.

Граф. Что такое судьба, я понимаю не слишком ясно, но сделаю вам, со своей стороны, одно признание: я вижу нечто еще более безрассудное, чем то, что показалось вам верхом недомыслия. Я говорю о непостижимом сумасшествии, которое осмеливается основывать свои доводы против Промысла на страданиях невинности, — невинности, которой не существует! В самом деле, где же обретается эта невинность? Где нам искать подобного праведника? Может, здесь, за этим столом? Боже правый! и кто бы мог поверить в этот невообразимый бред, не будь мы сами ежеминутно его свидетелями? Я часто размышляю о том месте из Библии, где сказано: «Я со светильником осмотрю Иерусалим». 84 84 'Delicta quis intel ligit? Ab occultis meis munda me. et ab alienis parce servo tuo (Ps. 19, 13, 14). И если нам достанет мужества осмотреть со светильником наши сердца, то мы уже не дерзнем не краснея от стыда произносить слова добродетель, справедливость, невинность. Начнем с исследования того зла, которое заключено в нас самих и, обратив бесстрашный взор во глубину этой бездны, мы побледнеем от ужаса — ибо невозможно исчислить все наши прегрешения, и столь же невозможно узнать, в какой мере то или иное преступное деяние внесло разлад в общий порядок мира и воспрепятствовало замыслам Предвечного Законодателя. А затем помыслим об ужасном круговороте преступлений среди людей; сообщничество, дурной совет, пример, потворство — страшные слова, о значении которых следовало бы размышлять бесконечно! Какой разумный человек способен без содрогания вспомнить о своем бесчинном поступке и о возможных последствиях рокового его воздействия? Редкое преступление не влечет за собой другого. Отсюда эта блестящая мысль, среди тысяч прочих ярко вспыхнувшая в книге Псалмов: «Кто усмотрит погрешности свои? От тайных моих очисти меня и от чужих убереги раба Твоего». 1

После размышления о наших грехах предстоит нам исследование, быть может, еще более печальное — исследование наших добродетелей. И сколь ужасны плоды этого разыскания, обнаруживающего перед нами малое число, фальшь, непостоянство и бессилие этих добродетелей! Прежде всего надлежит исследовать их фундамент — и увы! оказывается, что добродетели наши покоятся скорее на предрассудках, а не на соображениях всеобщего порядка, коренящегося в воле Божией. Поступок возмущает нас много сильнее потому, что он неприличен, но не потому, что он безнравственен. С ножами в руках дерутся два простолюдина — для нас это будут два мерзавца, но слегка удлините их оружие и присоедините к преступлению идею благородного происхождения и независимости — и побежденный предрассудком государь не устоит перед тем, чтобы лично не воздать честь злодеянию, совершенному против него же, то есть бунту в сочетании с убийством. Порочная супруга преспокойно рассуждает о бесчестье несчастной женщины, которую нужда толкнула на очевидную слабость; а ловкий казнокрад наблюдает с высоты позолоченного балкона, как ведут на виселицу бедного слугу, укравшего экю у своего господина. В одной книге, написанной лишь

ради забавы, я встретил очень глубокие слова. Читал я ее 40 лет тому назад, но впечатление до сих пор живо. Я имею в виду одну из моральных сказок Мармонте-ля. (26)Некий крестьянин, дочь которого обесчестил знатный вельможа, говорит этому блестящему совратителю: «Хорошо еще, что золото любите вы не так сильно, как женщин, — иначе из вас бы вышел Картуш». (27)И что же мы обыкновенно делаем в течение всей нашей жизни? — То, что нам нравится. Если мы соизволим воздержаться от кражи или убийства, то лишь оттого, что не чувствуем к тому охоты, ибо так поступать не принято,

..................sed si

Candida vicini subrisit molle puella,

Cor tibi rite salit...? 1

Не преступления страшимся мы, а позора, но пусть лишь мнение толпы устранит стыд или заменит его славой — что ему вполне под силу — и мы смело пойдем на преступление. И человек, мыслящий подобным образом, бесцеремонно величает себя праведником, самое меньшее — человеком порядочным, и кто знает, не благодарит ли он Господа за то, что он «не такой, как они»? (28)