Жозеф Местр - Санкт-Петербургские вечера

Есть, без сомнения, болезни — и об этом никогда не будет лишним напомнить, — которые являются лишь частным следствием действия всеобщих законов. Ведь и самый высоконравственный человек должен когда-нибудь умереть, и если двое бегут что есть силы — один, чтобы спасти своего ближнего, другой — чтобы его убить, — то от плеврита может умереть любой из них. Но сколь устрашающим числом болезней в целом и несчастных случаев в частности обязаны мы ничему другому, как нашим собственным порокам! Припоминаю, что и Боссюэ, (3,)проповедуя перед Людовиком XIV (32)и его двором, призывал медицину в свидетели против гибельных последствий сладострастия. 11У Боссюэ были веские основания упомянуть лишь о самом злободневном и разительном, 12 12 I У Сенеки действительно так, по крайней мере, очень близко к этому. Однако стоит прочесть и сам оригинал. Страшная картина, нарисованная автором, заслуживает равным образом внимания врача и моралиста. (30) 13 13 «Разве изобретали когда-нибудь тираны муки более невыносимые, чем те, коим обречены предающиеся удовольствиям? Они привели в мир болезни, роду человеческому прежде неведомые, и медики в один голос утверждают, что эти гибельные смешения разных симптомов и болезней, ставящие в тупик все их искусство, противоречащие всякому опыту и часто опровергающие древние предписания, берут начало в удовольствиях* (Проповедь против любви к удовольствиям, I часть). Этот муж говорит то, что хочет сказать, и нет ничего, что было бы выше или ниже его достоинства.

но он был бы вправе и обобщить свое наблюдение. А что до меня, то я не в силах отвергнуть суждение одного нового апологета, утверждавшего, что каждая болезнь коренится в каком-то из грехов, осужденных в Евангелии; что этот святой закон содержит истинные лекарства как для тела, так и для души; и потому в обществе праведников, которое бы к ним обратилось, самая смерть стала бы лишь неизбежным пределом крепкой и здоровой старости. Кажется, такого мнения держался и Ори-ген. 3(33)Нас в данном случае вводит в заблуждение то, что, когда результат не следует за причиной непосредственно, мы его вовсе не замечаем — но ведь он столь же действителен и при подобных обстоятельствах. Однажды появившись и пустив корни, болезни начинают распространяться; вследствие своего рокового сродства они скрещиваются и смешиваются — так что сегодня на нас может тяготеть физическое возмездие за чьи-то излишества столетней давности. И однако, несмотря на проистекающую из этих ужасных смешений путаницу, аналогия между преступлениями и болезнями очевидна для веского внимательного наблюдателя. Ведь и болезни, подобно прегрешениям, бывают нынешними и первородными, случайными и обычными, смертными и простительными. Есть болезни гнева и лени, чревоугодия и невоздержанности и т. п. А еще заметьте: существуют преступления характерные и, следовательно, имеющие во всех языках особые названия, как например, убийство, святотатство, кровосмешение; но есть и другие, определимые лишь при помощи общих терминов, вроде тех, что относятся к мошенничеству, несправедливости, насилию, лихоимству. Точно так же существуют и болезни с особыми названиями: водянка, туберкулез, апоплексия; есть

и другие, обозначить которые можно лишь причислив их к общему разряду недомоганий, расстройств, болей, безымянных лихорадок и т. п. И потому чем добродетельнее человек, тем надежнее он защищен от болезней, имеющих собственное имя. 4

Бэкон (34)(хотя и протестант) не мог не обратить свой пытливый взор на великое множество святых, преимущественно монахов и отшельников, коих Господь благословил долголетием; 5не менее поразительно и противоположное наблюдение: нет такого греха, злодеяния или необузданной страсти, которые не производили бы в нашем физическом строе более или менее пагубных последствий, пусть и отдаленных во времени. Замечательную аналогию между болезнями и прегрешениями можно усмотреть и в том, что божественный Творец нашей религии, коему, ради того, чтобы засвидетельствовать свое призвание в глазах людей, вполне было под силу возжечь вулканы или заставить греметь гром, и который все же никогда не преступал законов природы иначе как во благо человеку, — что этот божественный Учитель, говорю я, прежде чем исцелить приводимых к нему больных, всякий раз отпускал им грехи, а порою даже сам удостаивал их публичного свидетельства о том, что живая вера примирила их с Господом. 14 14 Бурдалу (35) сделал сходное замечание в своей проповеди о предопределении — «vis sanus FiERi ? * , (36) — шедевре логики основательной и утешительной. И что может быть замечательнее слов, сказанных им прокаженному: «Вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже». (37)

И кажется, что можно даже до известной степени проникнуть в эту великую тайну, если поразмыслить над

утверждением, ясное изложение которого есть уже доказательство его истинности для всякого сколько-нибудь сведущего в философии человека, а именно: Ни одна болезнь не может иметь материальной причины. бИ что же? Хотя разум, откровение и опыт единогласно убеждают нас в существовании роковой связи между злом моральным и злом физическим, мы не только отказываемся замечать материальные следствия тех страстей, что целиком заключены в нашей душе, но и далеко не в должной мере исследуем опустошения, производимые страстями, которые коренятся в физических органах; страстями, чьи зримые последствия должны нас устрашать еще более! Тысячу раз повторяли мы, например, следующую поговорку: «За столом погибает больше народу, чем на войне*, но сколь немногие всерьез задумывались о великой истине этой аксиомы! И если проверить себя со всей строгостью, то всякий убедится, что ест он, может быть, в полтора раза больше того, что ему необходимо. От излишеств в количестве обратитесь к злоупотреблениям в качестве: исследуйте во всех подробностях коварное искусство возбуждать убивающий нас ложный аппетит, задумайтесь о бесчисленных прихотях невоздержанности, об этих соблазнительных кулинарных произведениях, которые для тела нашего суть то же, что плохие книги — для духа, просвещающие и развращающие одновременно, — и вы ясно увидите, как природа, беспрестанно осаждаемая этими гнусными излишествами, тщетно силится защититься от наших всечасных покушений; как она, несмотря на свои дивные силы, наконец изнемогает в этой борьбе, получив от нас зародыши тысячи недугов. Философия сама по себе давно угадала, что вся мудрость человеческая заключена в двух словах: sustine et

abstine. 15 15 Терпи и воздерживайся — знаменитое ανεχου και ΑΠΕΧΟΥ СТОИКОВ. 16 16 Самый чистосердечный, самый набожный, самый смиренный, а потому и самый проницательный из духовных писателей сказал: «Становиться сильнее самих себя — вот что должно быть нашим каждодневным делом*— Нос deberet esse negotium nostrum... quotidie se ipso fortiorem (Thomae a Kempis De imitatio , lib. I, cap. 3, № 3). (38) Максима, достойная христианского Эпиктета. (39) И пусть эта слабая законодательница достойна насмешки даже в лучших своих законах, ибо нет у нее силы, способной заставить этим законам повиноваться, — следует все же отдать ей справедливость и принять в расчет истины, ею возвещенные. Ведь она прекрасно поняла: коль скоро самые сильные склонности человека греховны до такой степени, что явно ведут к разрушению общества, то, значит, нет у человека большего врага, чем он сам, и когда научился человек побеждать самого себя — он познал все." Но христианский закон, который есть не что иное, как откровение воли Всеведущего и Всемогущего, не ограничивается одними лишь бесплодными советами: воздержание как таковое или ставшую привычной победу над страстями и желаниями он превращает в важнейшую заповедь, призванную руководить всей человеческой жизнью. Более или менее суровое и регулярное ограничение в пище, даже в пище дозволенной, он превращает в фундаментальное правило, которое, хотя и может быть изменено по обстоятельствам, в сущности своей пребывает неизменным. И если бы мы пожелали рассмотреть с духовной точки зрения то лишение, которое в христианском законе носит название поста, то нам было бы достаточно выслушать и уразуметь церковь, когда она с непогрешимостью суждения, полученной ею от Бога, к Богу же и обращается: «Ты используешь телесное воздержание наше ради того, чтобы возвысить до Себя дух наш, обуздать грехи наши и внушить нам добродетели, которые получат от Тебя воздаяние». 1