Жозеф Местр - Санкт-Петербургские вечера

Впрочем, пока еще я не хочу выходить за пределы земного бытия. Мне часто случалось с восхищением и даже признательностью размышлять об этом благотворном установлении, которое противопоставляет законное периодическое воздержание постоянному разрушительному действию невоздержанности на наши органы; оно, по крайней мере, не позволяет этой силе ускорять свое действие, вынуждая ее начинать каждый раз сызнова. И ведь никогда не было придумано ничего более мудрого даже в отношении простой гигиены; никогда земные выгоды человека не были лучше соглашены с его высшими интересами и потребностями.

Сенатор. Вы только что указали на один из величайших источников физического зла, который сам по себе в значительной степени оправдывает Промысел в земных его путях — если мы дерзнем его в этом судить. Однако более всего внимание наше должна привлечь страсть самая необузданная и притом самая близкая и дорогая человеческой природе, ибо она приносит на землю больше несчастий, чем все прочие пороки вместе взятые. Убийство внушает нам ужас — но что значат все убийства на свете и самая война рядом с пороком, который,

подобно ложному принципу, есть «человекоубийца от начала» 17 17 Homicida ab initio (Ioh. 8, 44). (Ч1) , который воздействует на еще только возможное, убивает то, чего еще не существует, и беспрестанно поражает источники жизни, истощая их и оскверняя? И поскольку в силу нынешнего устройства мира в нем всегда действует великий заговор, ставящий себе целью оправдать, приукрасить и чуть ли не освятить этот порок, то не найдется другого порока, на который священные страницы призвали бы больше проклятий. Мудрец, вдвойне явив свою мудрость, изобличил перед нами гибельные следствия «греховных ночей», 7и если мы бросим вокруг себя ясный и верно направленный взгляд, то ничто не помешает нам убедиться в неопровержимом исполнении этих проклятий. Размножение человека приближает его, с одной стороны, к скоту, но с другой — возносит почти до чистых духов — через законы, управляющие этим глубоким таинством природы, и через величественное соучастие высшей силы, которое даруется тому, кто стал его достоин. Но сколь ужасна кара этих законов! И будь мы в состоянии ясно узреть все несчастья, проистекающие из беспорядочных порождений и бесчисленных осквернений первого закона вселенной, — мы бы отпрянули в ужасе. Вот почему лишь одна из всех религий — единственно истинная — хотя и не могла открыть человеку всего, тем не менее взяла в свои руки брак и подчинила его власти священных заповедей. 8Полагаю даже, что эти законы можно причислить к самым ощутимым доказательствам божественного ее происхождения. От древних мудрецов были скрыты те познания, которыми обладаем мы, но они находились ближе к началу вещей, и какие-то отзвуки первоначальных преданий до них дошли, — потому мы видим, как сильно занимал их этот важный предмет. Ведь они не только верили, что моральные пороки передаются от отцов к детям, но, как естественное следствие этой веры, убеждали человека тщательно исследовать состояние своей души в те мгновения, когда он по видимости подчиняется одним только материальным законам. 9Чего бы еще не сказали они нам, будь им ведомо, что такое человек и на что способна воля его! Так пусть же люди винят самих себя в большинстве постигающих их бед: их собственные страдания суть те самые, которые они, в свою очередь, причиняют другим. Наши дети понесут кару за нашу вину — но отцы наши отомстили за них заранее!

Кавалер. Знаете ли, почтенный друг, если бы вас послушали иные из моих знакомых, они вполне могли бы обвинить вас в том, что вы иллюминат.

Сенатор. Если бы те особы, о которых вы говорите, обратились ко мне с подобным комплиментом, понимая его буквально, я был бы им за то искренне благодарен, ибо нет более почетного и блаженного удела, чем быть истинным иллюминатом, — но ведь вы имели в виду другое. В любом случае, если даже я иллюминат, то, по крайней мере, не из тех, о которых мы только что говорили, 1ибо озаряющий меня свет исходит, конечно же, не от них. Впрочем, если характер наших разысканий и заставляет нас порой листать сочинения некоторых странных авторов, то вы сами подарили мне на этот случай верное правило, дабы не сбился я с пути, — правило, которому, как вы нам, г-н кавалер, сказали минуту назад, вы

См. с. 25.

всегда подчиняли собственные поступки. Это — закон общей пользы. Если какое-нибудь мнение не потрясает общепризнанных истин, если оно, к тому же, помогает возвысить человека, сделать его лучше, превратить во властелина собственных страстей, то я не вижу причин это мнение отвергать. И может ли человек быть убежден в своем духовном достоинстве больше, чем следует? Он наверняка не ошибется, если станет полагать, что самое для него важное — это всегда воздействовать на предоставленные его власти вещи не как слепое орудие Провидения, но в качестве его разумного сотрудника и помощника, свободного и покорного одновременно, волю которого уже определило решение подчиняться замыслам Того, Кто послал его в этот мир. И не беда, если он ошибется в оценке пределов действия этой воли, — должно сознаться, что заблуждение его будет вполне невинным и, смею добавить, чрезвычайно благотворным.

Граф. Всем сердцем принимаю я это правило пользы, общее для всех людей, однако у нас — у меня и у вас, г-н кавалер, — есть еще одно подобное правило, хранящее нас от всякого заблуждения, — правило авторитета. Пусть другие говорят и пишут что им угодно: отцы наши бросили якорь, так будем же крепко за него держаться и не станем страшиться иллюминатов больше, чем безбожников. Впрочем, оставляя в стороне все то, что можно счесть в нашей беседе предположительным, я вправе выставить в качестве неопровержимого принципа следующее: моральные пороки способны увеличить число и тяжесть болезней до пределов, которые невозможно указать, и обратно — столь же невозможно установить, до какой степени добродетель в силах ограничить отвратительное господство физического зла. 10

Поскольку данное положение не допускает сомнений в своей истинности, то его одного вполне достаточно для оправдания путей Промысла, в том числе и в земной жизни, — тем более если присоединить к этим соображениям сказанное нами о человеческом правосудии. Ведь было доказано — причем без обращения к чисто рациональным и даже религиозным аргументам, — что с этих двух точек зрения преимущества, выпадающие на долю добродетели, неисчислимы. Не угодно ли вам теперь выйти за пределы земного порядка вещей?

Кавалер. Мне уже так тоскливо на земле, что я не стану возражать, если вы, г-н граф, сделаете одолжение и перенесете меня чуточку выше. И если...