Алексей Криволап - Рунет

Кроме изменения границ возможных стратегий существования изменился еще и социокультурный статус. Прежде всего это выразилось в создании в разной степени самостоятельных национальных медиасистем в бывших союзных республиках. Тут должно отметить, что в годы СССР белорусского медиаландшафта (как и литовского, украинского и пр.) просто не существовало. Так как вся белорусская система массмедиа была встроена в одну громадную иерархическую пропагандистко-агитационную машину СССР.

С одной стороны, оценивать произошедшие изменения и преобразования можно основываясь на данных, которые можно почерпнуть из статистических сборников о том, насколько вырос или упал ВВП, как изменилось внешнеторговое сальдо и сколько было произведено всевозможных ТНП. Однако подобный подход уместен для математического понимая социальной реальности, когда различные качественные и количественные индикаторы ни много ни мало, а «объективно отражают происходящее». В нашем случае, когда мы пытаемся работать на уровне социально-культурных трансформаций, не представляется возможным использование подобных данных как достоверных и не сомневаться в их способностях адекватно представлять положение дел.

При этом наиболее ярким и значимым событием стало упразднение государственной монополии на медиа. Кроме уже названных выше стратегий преодоления советского прошлого можно выделить еще три параметра для фиксации изменений: локальность, индивидуализация и капитализм.

Локальность в условиях глобализации

В бытность СССР информация региональных медиа во многом дублировала сообщения центральных «органов». Вне зависимости от того, что было интересно слушателям, им предлагались всесоюзные новости. Сейчас национальную аудиторию в первую очередь интересует происходящее у себя и только потом интересно узнать, чем живут соседние государства. Но это скорее не уникальный процесс, а закономерный и прогнозируемый.

Индивидуализация как крах социального

Содержание медиа ориентировано на определенную целевую аудиторию, и редакции пытаются быть полезными для аудитории. Стало меньше глобальных форм и проектов, а больше полезного для жизни и выживания «маленьких» людей. Более того, массмедиа в принципе предполагают индивидуализированное потребление медиапродукции, что приводит не к сплочению и объединению общества, а его еще большему сепарированию и фрагментации 219 219 Chapter 1 & 2 // Williams, Television. .

Капитализм в форме неолиберализма

Не оговаривая скорости рыночных преобразований, капитализм неумолимо приходит в страны бывшего Советского Союза. Его приход вносит коррективы не только в товарно-денежные отношения, но и в повседневные практики. Избыточно тут говорить об интернете как потенциальном рекламном носителе. Дело еще в том, что медиа трансформируются из средства идеологической работы и пропаганды в средство зарабатывания денег. Но на сетевом капитализме и просьюмерах мы уже останавливались подробно.

Из семи критериев, которые могут использоваться для определения идентичностей сайтов, подтвердились далеко не все. Такие критерии, как «домен», «авторы» и «сделан в…» не были обозначены как значимые.

Интересное превращение затронуло два критерия: «О стране» и «Контекст», сумма или произведение которых породили один более общий критерий, который можно обозначить как «тематическая направленность». Это та самая тема, которая вписана в локальный контекст, затрагивает события, происходящие внутри страны и в том числе интересны национальной аудитории.

Национальный интернет — это одна из стадий в развитии интрнет-проекта. Выход на глобальный уровень как своего рода порог, показатель зрелости не только отдельного проекта, но всей национальной информационной системы в целом. Можно говорить о четырех уровнях развития интернет-проектов: 1. национальный, 2. локальный (в масштабах штата или провинции), 3. индустриальный (на национальном и международном уровне) и 4. компания или агентство 220 220 James W. Cortada и IEEE Computer Society, How societies embrace information technology: lessons for management and the rest of us (Hoboken, N.J.: Los Alamitos, CA: John Wiley & Sons; IEEE Computer Society, 2009), 20. .

Свои достижения и ошибки также объясняются с помощью сравнения с Рунетом. Получается, что все негативные последствия от использования интернета можно списать на вмешательство Рунета. Под влиянием внешних факторов национальные сегменты интернета ощущают и признают свое зависимое положение и некоторое отставание.

Культурная зависимость наиболее значима. Основная зависимость национальных «интернетов» от Рунета — в голове, т. е. эта она проявляется не только применительно к интернету, но и ко всем иным коммуникационным практикам. Зависимость и уверенность в том, что все лучшее — только в Москве, по прежнему актуальна в головах. Говорить о зависимости особенно сладостно, преодолев ее.

В свое время Российскую империю связала сеть железных дорог. СССР представлял собой самодостаточную и замкнутую электрическую сеть. Нынешнее состояние близости или отдаленности бывших советских республик определяется степенью проникновения и сохранения русского языка в интернете. На сегодняшний день Рунет можно рассматривать как сетевую неолиберальную империю XXI века, своего рода Российскую империю 2.0.

Интернет-пространство нам доступно посредством репрезентации. Поэтому говорим о пространстве, понимаем конструирование пространства в процессе репрезентации.

В предыдущей главе была предпринята попытка прояснить особенности использования интернета как технологии влияния, а в этой главе речь пойдет об интернет-пространстве, возможности его существования и представлении о нем. При этом речь будет идти не о пространстве вообще, а о локальных особенностях интернет-пространств стран Восточно-Европейского Пограничья. От выяснения, что же это за пространство, где оно имеет место быть? Возможно ли в нем обрести новую идентичность, нового себя, т. е. это иное измерение социальной реальности, в котором возможно многое из того, что представляется неосуществимым в иных пространствах.

Есть ли у нас основания предполагать, что интернет может являть собой абсолютно другое пространство? Может ли интернет-пространство оказаться тем самым утопическим и недостижимым идеалом, где мы лишены массы ограничений, которые присутствуют в офлайн? Возможно ли говорить о каком-то особенном пространстве, о киберпространстве? Может быть, более корректно говорить не о национальном интернете, а о национальном киберпространстве? Ответы на эти вопросы мы попытаемся представить в этой главе. К счастью, наша сегодняшняя «матрица» все еще позволяет нам осознавать конструктивистский характер реальности. Интернет не дает нам уникального убежища для человека, «бегущего от свободы». И в этих иных и новых пространствах мы остаемся людьми с советским прошлым.