Лешек Колаковски - Семнадцать или и другие эссе

Как странно ты рассуждаешь, Иаиль. Но я слушаю тебя, и ты внушаешь мне надежду. А я думал, что потерял ее навсегда. Я знаю и то, что охотно соглашаюсь с тобой, потому что ты оправдываешь то, что я совершил. То, что во мне обратимо. Мое бегство - это прошлое, а прошлое ищет моральных оправданий и цепляется за любое, которое подвернется. Поэтому я принимаю то, о чем ты говоришь, Иаиль. Как же ты непохожа на Девору, которая призывала мужей своего народа идти на смерть во имя избавления от позора.

Иаиль снова улыбнулась, ласково и грустно.

Девора, - молвила она, - делала это тогда, когда у народа была надежда на победу. А у тебя ее уже нет. Тебе нужна только защита от отчаяния.

Как это, Иаиль? Значит, ты сама не веришь в ту философию, которую изложила мне?

Почему ты думаешь, что не верю?

Ты говоришь, что она нужна для защиты от отчаяния, а философия Деворы - для внушения надежды. Значит, правильны обе философии? Это невозможно. Я хочу знать, как действительно обстоит дело.

В ту минуту, в которую ты сейчас живешь, Сисара, дело действительно обстоит так, как я сказала.

А в другую минуту? Вообще, всегда и везде, что есть истина?

Усни, Сисара, ты так измучен, - тихо сказала Иаэль. - Сейчас не время для бесед.

Но скажи, ты и впрямь считаешь, что я не должен отнимать у себя жизнь?

Ты никогда не сделаешь этого, Сисара, и в этом нет ни малейшей надобности. А теперь спи.

Сисара заснул каменным сном.

Иаиль тихо ступила в угол шатра, взяла длинный и крепкий гвоздь. Приложив гвоздь к виску спящего, она размахнулась и ударила по нему тонким молотком. Сисара скончался спокойно, не успев даже вздохнуть.

И тут Иаиль услышала за полотном шатра чьи-то голоса. Она вышла и увидела приближавшегося к ней Варака, предводителя победоносной армии иудеев. Иаиль с улыбкой приветствовала его и гостеприимным жестом откинула полог шатра.

Мотивы Иаиль неизвестны, историки теряются в догадках. Существуют четыре версии этой истории, но ни одна из них не убедительна. Это версии в духе барокко, романтизма, натурализма и версия здравого рассудка.

Согласно малоправдоподобной версии барокко, Иаиль долго стояла над спящим и говорила про себя: «Бедный Сисара! Все, что я тебе сказала, правда. Правда и то, что тебе не придется лишать себя жизни. Это сделаю я. Я люблю тебя так сильно, что спасу от позора. Ибо позор, к сожалению, это реальность, от которой нельзя бежать. Даже если ты спасешь свою жизнь, она станет невыносимой, так как мы живем среди других людей, и другие люди суть наша реальность. Я убью тебя так, что ты этого не заметишь, и это самое лучшее, что я могу для тебя сделать. А я? Я смогу жить, ведь мне не грозит позор. Мне грозит только мука сознания, что я тебя убила. Для чего мне терпеть ее? Может быть, для того, чтобы покарать себя за то, что сейчас совершу, и что должна совершить. Но если так нужно, к чему мне карать себя? За что? За то, что не умею тебя спасти? Никто не сумеет. Но никто и не должен делать это, а я должна, потому что люблю тебя. И потому я буду жить. А чтобы жить, притворюсь, что убила тебя как союзника твоих врагов. И буду хвастаться перед ними этим убийством. И только тогда опущусь на самое дно страданья».

По нашему мнению, эта версия, хоть и рисует целостную картину происшествия, не отличается хорошим вкусом и психологическим правдоподобием.

Романтическая версия исходит из того, что Иаиль с самого начала была на стороне иудеев, а все ее аргументы имели целью успокоить Си- сару, усыпить его и умертвить. Тогда убийство понятно, но весь предыдущий разговор, в свою очередь, психологически неправдоподобен.

Натуралистическая версия трактует дело так. Иаиль была искренней во время разговора, но потом испугалась, что враги убьют ее вместе с любовником, и умертвила его просто из трусости. Здесь, в свою очередь, трудно устранить противоречие между суммой отваги, необходимой для убийства, и степенью трусости, которая была бы мотивом того же поступка.

Версия здравого рассудка: Иаиль вовсе не собиралась убивать Сисару, но Иегова, который был союзником Израиля, в последний момент чудесным способом изменил ее сердце (для него это безделица) или, механически манипулируя движениями ее рук, использовал ее как орудие убийства. В пользу этой версии есть много аргументов, но и она не лишена сомнительности. Прежде всего, образ действия представляется слишком элегантным и рафинированным, что нехарактерно для нормального функционирования Иеговы.

Как бы то ни было, все это дело окружено тайной, выяснение которой допускает множество интерпретаций. В зависимости от интерпретации, различаются и моральные выводы из всего этого предания. Но есть и выводы, сохраняющие значимость для всех интерпретаций. Вот некоторые из них.

Мораль первая: иногда высказывается суждение, что героизм - это некое особое проявление индивидуальности. Разумеется, все происходит как раз наоборот: индивидуальность проявляет себя в трусости, универсальном свойстве человека. Героизм без остатка поглощает личность и растворяет ее в верованиях, предрассудках и оценках ее среды. Ведь быть героем можно только в соотнесении с ценностями, признанными в каком-то сообществе. И напротив, трусом становятся исключительно ради собственной пользы. Поэтому трус часто бывает выдающейся личностью, значительно превышающей уровень своего окружения и ломающей его стереотипы.

Мораль вторая: в каждой борьбе кто-то покрывает себя позором. А жизнь продолжается.

Мораль третья: нет такой жизненной философии, которую не смог бы обосновать мыслящий человек.

Мораль четвертая: так нехорошо и так нехорошо. Все плохо.

Соломон или:

Люди как боги

Произошло это в те времена, когда еще было принято объявлять друг другу войну. Странный этот обычай содержит в себе внутреннее противоречие, поскольку объявить кому-то войну значит сообщить, что вы хотите его уничтожить. Но таким образом вы одновременно предупреждаете противника и облегчаете ему защиту от уничтожения. То есть вы начинаете акцию уничтожения, ставя самому себе препятствие. И если само начало войны может считаться враждебным актом, то объявление войны - это проявление не только вежливости, но и дружбы, донос на самого себя, вручаемый врагу, то есть акт чудовищной непоследовательности. Неудивительно, что по мере прогресса цивилизации и развития навыков логического мышления обычай это совершенно исчез.

Но мы говорим о временах, когда, повторяю, обычай этот был повсеместно распространен и практиковался как людьми, так и богами. Иегова в этом смысле не составлял исключения, и его поступок, который мы собираемся описать, как раз и был объявлением войны своему верному слуге Соломону.