user - Философия вождизма. Хрестоматия

Подобно тому, как воля вырождается, когда приспособление превращается в бегство перед каждым препятствием, а необходимое для творчества самовыражение вырождается в тщеславное самолюбование, так же вырождается и увлеченность. Это вырождение происходит в тот момент, когда чуждый окружающий мир перестает отталкивать единокровный мир. То, что должно отталкивать, начинает привлекать. Но ненадолго. Устойчивой может быть только подлинная увлеченность, коренящаяся в единокровном мире, ей не надоедает повторение.

Когда голос крови по какой-то причине ослабевает или перестает звучать, кратковременное увлечение чужим переживает одно разочарование за другим. Влечение к чужому, к новому, как таковому, это болезненное влечение. Человек, падкий до чужого, так же сильно отличается от человека, страстно увлеченного своим, родным, как тщеславный человек от творца и приспособленец - от волевого человека... Человек, падкий до чужого, всегда чувствует себя чужим даже в собственной душе, он никогда не бывает у себя, в своем единокровном мире. Его никогда не покидает страх бездомного скитальца...

Тело в нашем окружающем мире стоит ближе всего к единокровному миру. Враждебное отношение к телу это всегда признак вырождения. Неестественно воспринимать тело как нечто чужое.

Ненависть к плоти всегда проявляется во времена сильного расового смешения (классические примеры - древняя Индия и этнический хаос на закате античного мира). Оно стимулирует и падкость до чужого. Порча расы разлагает единокровный мир... Но это не единственная причина падкости до чужого. Чистокровные, но слабые натуры, искусственно брошенные в чуждую среду, не в силах оставаться самими собой. Такое отрицательное влияние оказывают большие города... Падкость до чуждого сродни истерии.

Любая болезнь это всегда агрессия против единокровного мира, в который проникает нечто чужое. Эта агрессия обычно влечет за собой сильное увлечение чужим... когда первоначально болезненное ощущение превращается в удовольствие. Начинается царство истерии.

Полная противоположность выродкам больших городов — крестьянин... Кьеркегор справедливо противопоставлял падкому до чужого, оторванному от корней эстету, который кокетничает своей меланхолией и истерически разыгрывает из себя завоевателя, стойкого и спокойного крестьянина. По словам Кьеркегора, «владеть важней, чем захватывать; тот, кто захватывает, забывает себя, тот, кто владеет, помнит себя». Эти слова Кьеркегора, правильно понятые, - гимн единокровному миру, в который уходит своими корнями то, чем мы владеем, что мы сами есть, тогда как человек, падкий до чужого, забывает обо всем этом, ища все новых «завоеваний».

Нордический и монголоидный тип

Отметим претензии человека, падкого до чужого, на роль «завоевателя», то есть особенно деятельного, волевого человека, - претензии необоснованные. Настоящая жажда действий не имеет ничего общего с падкостью до чужого.

Напомним, что падкость до чужого как таковая представляет собой вырождение в зоне полюса увлеченности, то есть не касается непосредственно воли. Поэтому человек, падкий до чужого, из-за слабоволия может жить в мире фантазий, что потенциально ведет к вырождению. Но даже если человек, падкий до чужого, добивается того, чего он хочет, это еще не означает, что у него необыкновенная сила воли. Падкость до чужого, вследствие заложенной в ее природе непрерывной смены целей, всегда отличается кратковременностью увлечений при такой же кратковременности действия волевых импульсов.

Поэтому ложен софистический тезис, будто все великие открыватели принадлежат к разряду людей, которых мы называем здесь падкими до чужого, так как они все время стремятся к чему-то новому. В действительности каждым великим открывателем владеет одна великая страсть, глубоко уходящая своими корнями в его единокровный мир. Кроме того, он отличается сильной волей и неуклонно идет к своей цели. Эти качества абсолютно противоположны падкости до чужого. Глубокую увлеченность новым не следует путать с вырожденческой погоней за все новыми и новыми увлечениями.

Теперь самое время затронуть вопрос о расовом своеобразии. Если центром единокровного мира является полюс увлеченности, это не исключает его взаимодействия с тремя остальными полюсами.

Страстность воли — основная германская черта, отличающая, прежде всего, нордическую, а также фальскую расу. Мы уже говорили о том, что воле доставляет радость преодоление препятствий. Отсюда особое отношение к увлечениям: германский человек не любит направлять свою волю на легко достижимые цели. Ничто так не противно германскому инстинкту, как спокойная жизнь. Он предпочитает жизнь среди опасностей и ставит перед собой трудные задачи.

Вспомним, что отношение между полюсами воли и увлеченности соответствует отношению между мужчиной и женщиной. Германское своеобразие символически отличается также тем, что нордическому человеку по его природе ненавистен любой гетеризм. Гетеризмом, как известно, называется такое состояние общества, которое благоприятствует обожествлению женщин, причем мужчины более или менее безвольно поддаются женскому искусству соблазна. Этому особому отношению между полами соответствует такое состояние души, при котором воля кидается за любой случайной, быстро осуществимой возможностью. И здесь мы снова видим сходство процессов, происходящих в человеческой душе и в государстве. Когда нордический человек в древности преодолел азиатский гетеризм, как чуждую ему культуру, это был всемирно-исторический подвиг, значение которого нам открыл только Бахофен, ставший возможным только потому, что в душе нордического человека этого гетеризма не было. Такое ненордически-женственное соотношение между полюсами воли и увлеченности характерно и для «демократического человека» Платона. Как показал А.Розенберг, греческая демократия была не властью народа, а властью Передней Азии над нордическим в своей основе греческим миром.

Расовые различия также четко выявляет страх. Страх это, с одной стороны, ослабление воли перед лицом растущего сопротивления, а с другой - отсутствие детского чувства защищенности. Эта двойная природа страха открывает две возможности его преодоления. Одна из них связана с полюсом воли, другая - с полюсом созерцания.

Нордический человек преодолевает страх усилием воли. Борьба доставляет ему радость, он смотрит в глаза даже смертельной опасности.

Для других рас, для которых этот путь закрыт, так как они не обладают необходимой для этого страстностью воли, есть лишь один способ преодолеть этот страх перед жизнью, взяв за исходную точку полюс созерцания. Но это сомнительный путь. Он в свою очередь расщепляется на несколько возможностей. В принципе он означает преодоление страха путем возврата к детскому чувству защищенности. Символ ребенка соответствует полюсу созерцания. А сомнителен этот путь по той причине, что страх возникает именно вследствие того, что вторжение чужого и враждебного уничтожает детское чувство защищенности. Поэтому, чтобы таким образом освободиться от страха, материнскому началу придается космический масштаб. За него люди прячутся от всего страшного и угрожающего. Есть два варианта. Либо детский полюс созерцания возводится на такую высоту, что рождается чувство защищенности во вселенском масштабе и любые угрозы обращаются в ничто, либо, в более понятном для нас варианте, расово обусловленное влечение к болезненному и страшному приводит к тому, что ужас уничтожения, смерть, воспринимается как возврат в материнское лоно.